... у нее клавиши легкие
Решили мы с
Преображенским сделать запись
музыки, которую играли квартетом.
Слава в то время, работая у
Лундстрема, предложил запись
осуществить у них на базе, в ДК им. Я.М.
Свердлова, что на Савинской
набережной. Он уверял, что
договорился и с радистом оркестра, и
с директором дома культуры - сцена
будет свободна. Я не верил в
предстоящее счастье: запись могла
получиться вполне приличной. И вот
день настал и я еду к назначенному
времени. Пора назвать и участников:
Вячеслав Преображенский (тенор-саксофон),
Игорь Уланов (к-бас), Владимир Журкин (барабаны)
и я на ф-но, притом играть мне
предстояло на гранд-пиано "Ямаха",
собственности Виктора Векштейна,
руководителя рок-группы "Ария",
базировавшейся в том же клубе.
Расторопный Слава и с ним
договорился.
Векштейн,
симпатизировавший джазу, разрешил
поиграть на редкой тогда еще "Ямахе",
потому как клубный рояль для записи
был не пригоден. Инструменты
оркестра Лундстрема хранились в
тесной комнатушке под сценой. Там же,
по соседству, хранились и
инструменты "Арии". Играть мы
должны были на сцене, но не все...
Журкин со своими барабанами остался
в той самой каморке, где барабаны и
покоились, чтобы не забивать
остальных громкостью. На сцену нужно
было втащить громоздкое гранд-пиано,
контрабас, установить микрофоны,
протянуть шнуры. Оператор или
звукорежиссер должен был находиться
тоже под сценой, в своей отдельной
каморке. Все в трех разных местах (замысел
отчаянный!). Были рады и таким
условиям - где наша не пропадала.
На сцену из подполья вела
узкая винтовая лестница. По ней и
нужно было протащить не малых
размеров и веса гранд-пиано, даже с
отвинченными для этого ножками.
Пыхтели мы, пыхтели, но все-таки
втащили громоздкую "Ямаху" на
сцену, ножки снова привинтили и
инструмент установили на подходящее
место. Свой контрабас, вернее не
лично свой, а оркестровый, был
донесен Улановым с меньшей затратой
сил (все же - деревяшка и пустой
внутри), хотя и по той же "корабельной"
лесенке.
Стали настраиваться и
пробовать звучание, проверять
микрофоны. Радист давал нам указания
из своего "далека". Сцена была
небольшой и сам зал тоже. Свет горел
только на сцене, в партере и на
балконах царила темнота. Двери в зал
были заперты снаружи - мы-то проникли
через подвал. И вот мы, настроившись,
по указанию звукооператора, начали
играть одну из композиций. Только
стали входить в раж - голос из
динамика: - Стоп, стоп! Извините, у нас
неполадки. Давайте еще раз сначала!
А пьеса была сыграна почти
наполовину. Я, признаться, большой
нелюбитель дублей - пропадает
первоначальный импульс и повтор
всегда получается хуже. Но так лично
у меня - за других не говорю! Короче,
тонус был сбит. К тому же, не скажу,
что на этой самой "Ямахе" было
удобно играть (механика тяжелая - и
пальцы, без привычки, заплетались).
Начали сначала: сыграли
тему. Слава свое отыграл, начал я
импровизировать и вдруг... Из глубины
зала доносятся какие-то стуки.
Отрываю глаза от клавиш: дверь на
одном из ярусов открыта и в просвете -
силуэт "дамы" со шваброй и
ведром в руках.
- Вы чё эт здесь расселись,
а? Мне полы мыть надо! - кричит
прямолинейная уборщица. Естественно,
запись прерывается - против лома, как
говорится, нет приема.
- Слав, ты же сказал, что с
директором договорился и сцена
свободна?! - безнадежно вопрошаю я.
Слава, отвечая на мой вопрос, говорит
в темноту зала:
- Какие там еще полы? У нас
запись - я с вашим директором все
уладил!
- НИЧЁ не знаю,
сворачивайте ваши бандуры - я щас
сцену мыть буду - приближается
бескомпромиссный голос.
Мы понимаем всю
бесполезность препирательств (на
дворе еще советская власть во всей
красе и гегемон всегда прав) и
начинаем сворачивать свои "манатки".
Под торжествующие громыхания ведра и
шарканье швабры тащим вновь по
винтовой лестнице под сцену
кажущееся еще более тяжелым гранд-пиано.
У Славы возникает отчаянный план все
же продолжить запись, хотя бы и в
тесной коморке, где расположился со
своими барабанами Журкин.
Втискиваем "Ямаху"
впритык к ударной установке. Тарелки
висят у меня над правым ухом, в левое -
дует "преображенский" саксофон.
Где-то под потолком примостился
Игорь с контрабасом. Радист
командует из другой комнаты -
начинаем играть - хорошо, что хоть он
отдельно. Записывать начинаем все с
нуля (ранее записанное стерли как
брак). Проходит час, потом второй.
Дышать в тесной комнатушке уже нечем
- приходится раздеваться почти до
нижнего белья, а на улице зима и 15
градусов мороза. Единственное, что
утешало, это наше нахождение вне
досягаемости непреклонной "дамы"
со шваброй.
Не скрою, некоторые, особо
мощные акценты барабанщика
напоминали громыханье злосчастного
ведра, а когда Журкин играл щетками, в
ушах так и стояло ласковое шарканье
швабры по паркету. Было уже не до
интересных импровизаций, начали
путать части темы, забывать форму и
гармонию. Бились мы в поту в страшной
духоте до 10 часов вечера (начали в 2
часа дня!), но так ничего записать и не
смогли.
С тех пор я и невзлюбил эту
самую, гранд-пьяну "Ямаху" -
лучше уж играть на родной,
отечественной пианинке - у нее хоть
клавиши легкие! |
