502 Bad Gateway

502 Bad Gateway


nginx/1.24.0

ПОЛНЫЙ ДЖАЗ

Выпуск #10
Еще раз о смерти джаза
Уважаемый редактор!
Опубликованная в №38-2000 "Полного джаза" рецензия Михаила Бутова на книгу Шапиро-Хентоффа вызвала ряд откликов солидных джазовых экспертов (гг. В.Сыров, Л.Переверзев, Д.Ухов). Завязывающаяся полемика заставила и меня, молодого исследователя, высказать свое мнение по обозначенной проблеме нынешнего состояния джаза.
В выступлении М.Бутова чувствуется искренняя любовь к старому доброму джазу, который оценен и понят очень глубоко. Вероятно, то обстоятельство, что Михаил Бутов не музыкант, определило завидную смелость, с которой он поднимается над музыкальными реалиями в своих безусловно интересных обобщениях. Настораживает лишь пессимизм в оценке джаза сегодняшнего, сравнимый по силе с любовью к джазу новоорлеанскому.
Пессимизм Бутова понятен. Рынок с его нивелирующими законами порабощает музыкальную культуру, и все мы свидетели этого безрадостного процесса. С этим невозможно спорить. Но только ли рыночные законы определяют сегодня "модель поведения" джаза? - лично для меня большой вопрос. И неужели в современном джазе нет того, новоорлеанского ощущения свехзадачи, с ностальгией описанного Бутовым?
Бутов многократно прав, напоминая, что музыка раннего джаза существует "...только ради себя самой, а значит - единственной ее целью и единственным для нее законом является движение вперед и вперед, может быть - к совершенству...", но разве все это кануло в Лету? Если так, то сегодняшняя джазовая молодежь - все до одного прагматики, сказавшие себе примерно следующее: "Я поступлю на эстрадное отделение (училища или вуза - не важно), там меня научат джазу, а потом я полученные умения продам за хорошие деньги". Действительность свидетельствует об обратном. Позволю себе пример.
В нашем городе существует джазовый клуб, в котором по вечерам играют джазмены. По ряду причин, а главным образом в силу того, что джаз - это не ширпотреб на трех аккордах, дела у клуба идут неважно. Соответственно, музыканты зарабатывают в 2-3 раза меньше своих коллег из традиционных "кабаков". Любой из этих ребят может играть "попсу" (в том числе и джазоподобную), но они не бегут из этого клуба за деньгами, предпочитая играть джаз. Как сказал мне один их них (очень неплохой саксофонист): "Когда я играю "попсу", то просто засыпаю". А ему спать не хочется - вот в чем дело. Такие молодые, как он, и берут ту самую высоту, которую брали Армстронг, Паркер и многие другие. Если приведенный пример не убеждает, могу напомнить историю 18-летнего паренька Армандо Антонио Кориа, который после посещения клуба "Бердленд" в Нью-Йорке бросил гуманитарное отделение престижного университета, чтобы играть джаз и, как выяснилось, не зря. А Орнетт Коулмен, упрямо игравший "неправильный" джаз в гараже без всякой надежды на признание?
(Здесь можно еще привести замечательный пример с саксофонистом из поколения 35-летних "молодых львов" Джошуа Редманом. Когда тот заключил контракт - с крупным, подчеркну, лейблом, - то основной маркетинговый ход, которым начали его раскрутку, был такой: "Джош бросил университет, где родители платили за него $15,000 в год и после которого он мог получить годовую зарплату в сто тысяч, ради того, чтобы играть джаз в подвальных клубах!" - что для американцев и впрямь показатель сильной "зацикленности" парня на музыке - ред.)
Все эти примеры опровергают бутовский тезис о заведомом благополучии судьбы современного джазмена. Она может быть заведомо благополучной, то есть, по существу, заданной, лишь в условиях упорядоченного рода деятельности, каковым джаз, к счастью, не является. Каждое новаторское джазовое течение пробивается усилиями молодых вопреки логике усредненной массовой культуры. В джазовой эволюции явно наблюдается динамика смен поколений. Что это за динамика?
Любопытно, что лицо джаза существенно меняется примерно раз в 20 лет. На смену периоду традиционных стилей (новоорлеанский джаз и свинг), который начался в 20-х годах, пришел мятежный би-боп 40-х. Шестидесятые годы пришли под знаком пересмотра всей эстетики и практики джаза (свободный джаз), а в восьмидесятые царил фьюжн, открывший путь синтеза джаза с иными музыкальными культурами. Именно такой временной интервал требуется, чтобы выросло поколение с новыми слуховыми представлениями. Поскольку популяция джазменов воспроизводства не прекратила, есть определенные основания надеяться, что фактор поколений сработает и теперь, в начале нового столетия.
В завершение хочу коснуться пассажа Михаила Бутова относительно судьбы первоначального творческого импульса новоорлеанцев. Он пишет: "Представление, что этот первоначальный импульс затем от поколения к поколению рассеивался, остывал, постепенно вытесняемый все более качественной образованностью, интеллектуализмом, все более утонченной техникой - сильно утрировано, но не ложно в корне". Это представление выглядит все-таки сомнительным и вот почему: возросший профессионализм вовсе не гасит автоматически творческий импульс, живую непосредственность джаза. Не может ли этот самый профессионализм, образованность, напротив, дать джазмену возможность по-новому взглянуть на свою музыку, а значит дать новый импульс к творчеству, к поиску "ускользающего" (Бутов-Кортасар)? Если да, то судьба джаза сегодня не столь плачевна, как это можно представить.

Дмитрий Лившиц,
Нижний Новгород

На первую страницу номера