...Солнечным утром 1970
года группа еще молодых людей тепло встретилась
у гостиницы "Березка", чтобы отметить
джазовым сейшном возвращение из армии автора
этих строк. Здесь были научный сотрудник Валерий
Коваленко, несгибаемый пижон Толик
Предтеченский, новоявленный саксофонист Виктор
Сафаров и еще несколько личностей, которые
всегда сопровождают музыкантов. Где поиграть?
Ноги сами понесли во Дворец к Трайтелю. Борис
Исаакович любил и уважал музыкантов, можно было
прийти "с улицы" и всегда рассчитывать на
заинтересованный прием.
Та встреча стала скорее расставанием. Прощанием
с джазом на несколько лет. Когда вскоре случилась
разовая халтура на старой родной Горбуновке, то
там, где в 68-м году нас принимали "на ура", в 70-м
чуть не побили за "весь этот джаз". Всего за
два года мы из героев превратились в изгоев.
Народ ловил кайф от какого-то певца, случайно
попавшего к нам, и от его песни под гитару о том,
как "на ветру поют провода".
Приметами того времени стали массовый исход
музыкантов с танцплощадок в рестораны (благо
рестораны на проспекте РККА плодились, как грибы)
и появление немереного числа гитаристов,
половина из которых играла на свежевыструганных
"самопалах".
И все-таки послушать джаз живьем возможность еще
была. Вкрапление джазовых композиций
угадывалось во всех ресторанных программах.
Однако джаз противоречил "русскому духу"
наших кабаков. И если в первом отделении народ
еще кое-как выдерживал пытки джазом, то спустя
час мог и лицо набить. Впрочем, многое зависело от
класса ресторана.
На мой взгляд, самым уютным и интеллигентным был
ресторан "Север", ведомый твердой рукой
директрисы Александры Степановны. Если она и
испытывала слабость, то только к двум людям - Юрию
Салищеву и, конечно, к пришедшему позже Виктору
Афанасьеву.
Юра Салищев, трубач и скрипач, имел талант не
только ладить со "Степановной", но и
окружать себя хорошими музыкантами. Кто же были
эти достойные люди?
На клавишах играл Юра Суднов. Всегда с идеальной
стрижкой, один из очень немногих, кто умел
правильно повязать галстук - он по велению
времени отрастил длинные волосы ("хипню",
как сам иронизировал) и приобрел престижный по
тем временам орган "Вельтмайстер".
Его друг, студент-художник Анатолий Красников
играл на гитаре. По мастерству уступал, наверное,
только Володе Раку (о нем см. "Тритон" № 6 в
газете от 15.10.98 - прим. ред.). Свободно
импровизировал, но в отличие от Владимира
фанатом джаза не был.
Новой фигурой среди лабухов был тенор-саксофонист
Виктор Сафаров - человек, не лишенный некоторой
светскости. Он красиво говорил, а когда в
пиджачной паре "с искрой" скользящей
походкой проплывал через ресторан, народ "хавал":
артист идет!
Он, как настоящий музыкант, был не лишен
эксцентричности. Как-то вышел из ресторана и
заиграл на саксофоне "Разлука ты, разлука".
Чем очень порадовал бомжей, в большом количестве
обитавших у соседнего гастронома.
Виктор был очень толковым духовиком: за плечами у
него была кларнетовая школа, да еще и с отличием.
Мне он помог приобрести мой первый саксофон. Дай
Бог им здоровья - Сафарову и саксофону.
Барабанщик Валера Шинкаренко по прозвищу "Жора"
был несомненно романтиком музыкального образа
жизни. Из тех, кто начинал играть джаз в эпоху
тотальных запретов, кто через слово повторял
обращение "чувак", кто на коленках или на
спинке стула мог выбить такой смачный ритм, какой
сегодня не снился многим, играющим на полных
ударных установках самых крутых фирм. В
аккуратном костюме, с джазовой бородкой "а ля
Телониус Монк" Жора был подвижным, как ртуть, и
приятным в общении человеком.
А потом пришел Кожухарь. Молодой специалист,
выпускник мехмата МГУ, Сережа попал в "Север"
по протекции Коваленко. Приход нового музыканта -
событие. В ресторан сразу потянулись лабухи со
всей округи. И не пожалели. Скромный внешне
новичок мастерски играл на красной бас-гитаре.
Стоявший рядом со мной в фойе меткий на слово
Гена Токарев прокомментировал: "Заметь, он
играет широко, по всему грифу. Но как! Верхние
звуки, нижние звуки, а между ними вдруг воткнет
такую ловкую нотку, которая их, как узлом, свяжет".
Впрочем, умелая игра была важным, но далеко не
единственным достоинством Сергея. Венцом всего
был абсолютный слух, непостижимая способность
"на салфетках" за ресторанным столом
нарисовать ноты какой-либо джазовой пьесы и
украсить ее гармонией, которую другой бы и на
рояле не сразу подобрал. А его собственные
самобытные пьесы сразу стали изюминкой
программы. Чем ближе я его узнавал, тем больше
удивлялся: он снимал диковинные для тех лет
цветные слайды, писал картины маслом, сплавлялся
на байдарках. Воистину, талантливый человек
талантлив во всем.
Для меня было удовольствием не только послушать
коллектив этих музыкантов или иногда сыграть с
ними (практичный друг Суднов не упускал
возможности изредка заменить себя мною, как
когда-то в парке), но и просто пообщаться с этими
приятными людьми. Короткие минуты отдыха часто
проходили в свободном по вечерам кабинете
Степановны, выгороженном прямо в фойе. Здесь
курили, пили кофе, играли в шахматы, просто
болтали, а нередко ужинали за фантастическую
цену в двадцать пять копеек!
Меня, молодого и голодного студента-медика,
друзья иногда баловали. Как-то в очередной мой
визит внимательный Жора усаживает меня за столик,
а сам через мгновенье появляется с подносом на
высоко поднятой руке, изображая из себя халдея.
Ставит знаменитый ужин на стол и чуть ли ни с
поклоном исчезает. Сидевший напротив меня (да еще
и с очередной красоткой!) полукриминальный
авторитет Коля "Глаз" аж весь вскинулся: "Слушай,
а ты кто такой?" Мне стало смешно - куда уж ему
было понять, что такое Великое Братство
музыкантов!
Грянувшая рок-лавина чуть не похоронила под
гитарными риффами это чудесное Братство.
Музыкантов стало очень много, мест для работы
всем не хватало. Начались "подсидки". К
счастью, до крайностей не дошло. И сегодня, спустя
десятилетия, чувствуется притяжение между всеми,
кто делал музыку в те славные времена, вне
зависимости от того был ли он рокер, джазист или
эстрадник.
Благословенны времена, когда еще не изобрели
гнусное словосочетание "лицо кавказской
национальности". Иначе каково было бы найти в
престижной энциклопедии Джона Фордхама "Джаз"
среди альбомов Армстронга, Эллингтона, Паркера,
Колтрейна - всех звезд! - альбом азербайджанского
пианиста Вагифа Мустафа-заде "Желание"?!
Сплав романтического джаза и восточного мугама.
В 70-х это было гордым достижением советской
джазовой школы.
Вся премудрость и прозорливость этой школы в те
годы выражалась одной фразой: "бери магнитофон
(или пластинку) и сдирай ходы". И сдирали.
Московские пианисты тех лет Вадим Сакун,
Владимир Данилин и другие были, по существу,
любителями, но их боп мертвого из гроба поднимет.
Любопытно, что сегодня с джазовым образованием
все в порядке, а интересных джазовых пианистов
катастрофически мало. Как говорится, иных уж нет,
а те - далече...
Загорские пианисты, как и столичные, набирались
ума кто как мог. Были поклонники Питерсона, а были
последователи Александра Цфасмана, этого
гиганта еще утесовской поры. Например,
небезызвестный Сергей Губанов. Хороший звук,
энергичная манера, преданность делу (к счастью,
не партии), снискали ему авторитет среди
соратников.
В домикрофонную эпоху пианистам приходилось
туго. Гена Токарев рассказывал, как на одной из
халтур Сережа играл так, что разбил пальцы в
кровь. Это вызывало уважение. Сергей тех лет - это
человек с внешностью какого-нибудь героя фильмов
эпохи итальянского неореализма. Небольшого
роста, слегка манерный, чуть нервный. То
спокойный, то взрывающийся громким хохотом. В
общем - многогранная личность. Человек
разносторонний, он занимался (и продолжает) не
только музыкой. Многие знают его, как шоумена (проще
говоря, тамаду или массовика-затейника), другие -
как концертмейстера, третьи - как бессменного
участника ансамбля ветеранов джаза ДК им. Ю.Гагарина.
Для того, чтобы стать знаменитым в Америке,
музыкант стремится в Нью-Йорк. Трудно было войти
в историю загорской музыки, пока ты не попадал
играть в одно из множества заведений, что на
проспекте РККА. Успех приумножался от
воздействия опытного человека наподобие Виктора
Афанасьева. Так случилось с моим близким другом
Виктором Смирновым.
В его домашнем альбоме есть фото, где
четырехлетний Витюша сидит с баяном на коленях.
Таким образом начиналась его музыкальная
карьера. Будучи совсем юным, по примеру
родственника из Хотьково, он начинает играть на
трубе в клубах Кирпички и Скобянки. Аккордеонист
Лева Бизин стал первым, кто вовлек способного
юнца в ансамбль, игравший на танцах в заводском
пионерлагере. Лиха беда начало. Виктор был,
пожалуй, единственным, под чьими руками
сомнительный электроинструмент "Юность"
было слушать не противно. Что нашло отражение в
прозвищах: "Смит" (в честь знаменитого
органиста Джимми Смита), "Человек-оркестр" и
других. Для многих служба в армии - потерянное
время. Виктор, напротив, вернулся со службы
пианистом. Не знаю, учил ли его кто-нибудь всерьез.
Или, цитируя Томаса Манна, "тут было волшебство,
которое можно обозначить лишь неопределенным
словом "талант". Если он играл рэгтайм, то
лучше любого загорского пианиста с формальным
образованием, если тему из "Чикаго" - то с
полной оркестровой фактурой и мощью. Он уехал (к
сожалению многих) из Загорска сначала в Мурманск,
затем в Питер. Стал высоким профессионалом, "поливалентным"
музыкантом: играл и джаз, и рок, и "попсу", и
"русский шансон" (или "блат-рок" по его
же саркастическим словам). Был правой рукой
известного композитора Виктора Резникова (трагически
погибшего), делая компьютерные аранжировки его
песен.
О работоспособности и фанатизме Смирнова ходят
легенды. Даже приезжая в гости к родственникам в
Загорск, он всегда привозил на заднем сиденье
автомобиля компьютер, синтезатор и монитор.
Сегодня Виктор - штатный аранжировщик "Русского
радио" в Петербурге. У него записываются А.
Розенбаум, М. Боярский. Песни в его аранжировках
поют Л. Долина, И. Понаровская.
Из других пианистов хочется вспомнить Николая
Волокова по прозвищу "Пионер". Он рано
пришел в ресторанный музыкальный бизнес - отсюда,
говорят, и прозвище. Творческие годы его тесно
связаны - с кем бы вы думали? Конечно же, с
Афанасьевым! Пианист по образованию, Коля, как и
все в те годы, играл на органе. Джазовым
музыкантом не был, но играл грамотно, хотя и
несколько сумбурно.
Это было в начале 70-х. А к середине зазвучали
имена новых пианистов. Но это уже и новый рассказ.
Написал - и подумал: "А был ли мальчик?". То
есть, был ли джаз у нас в первой половине 70-х? Году
в 72-73-м в ночном эфире радиостанции "Юность"
я услышал интервью известного джазового
саксофониста Виталия Клейнота. Уверенным тоном
он говорил, что, мол, сегодня нужно играть такую-то
музыку. И следом прозвучала махровая попса.
В то время его ансамбль работал в ресторане
Измайловского парка. Вокалистом был Леонид
Бергер. (Позднее уехавший в Австралию, а пару лет
назад всплывший в Рождественских встречах
Пугачевой, но уже как Леон. Кстати, очень хороший
певец.) На трубе играл Олег Степурко.
Впечатление от услышанного было убийственное. С
молодой горячностью я расценил откровения
Клейнота, как предательство джаза. Впрочем,
Москва - этот гигантский мегаполис - свято
хранила в своих недрах верность джазу.
В Загорске же джазовые дела обстояли хуже некуда.
Джаз стал делом немодным и неприбыльным. Лишь
изредка удавалось спровоцировать джем-сейшн.
Вспоминается подобная встреча в ДК им. Ю.
Гагарина на зимних студенческих каникулах. Были
проверенные бойцы: Гена Токарев, Юра Суднов,
Виктор Сафаров, Жора Шинкаренко ...
Продолжал удивлять Токарев. В это время он уже
успел сменить саксофон на аккордеон, а его - на
бас-гитару. Играл в "Севере", заменив
Кожухаря. На сейшне взял саксофон у Сафарова и
"выдал" совершенно неожиданный "Найнтинэйджер-вальс"
польского саксофониста Вроблевского. (Название
композиции и имя автора я узнал спустя годы. Где
разыскал эту вещь Геннадий? Обычно он не утруждал
себя запоминанием названий и композиторов.) А
вслед в дверном проеме материализовался Аркаша
Серовский с кларнетом в руках, проникновенно
заиграв знаменитый "Маленький цветок"
великого Сиднея Беше. Но не был поддержан
лабухами - на эту тему не принято импровизировать
- и также неожиданно испарился.
Мысленно оглядывая те времена, можно сказать:
хотя джаза и не было, но увлекательная
музыкальная жизнь - была. Визгливые рулады органа
"Юность" (кстати, как эту "Юность"
только не называли: органола, органино, ионика -
что за ионы там бегали?) сменились приемлемым
звуком "Велтмайстера", который в свою
очередь был вытеснен вожделенной "Вермоной"
- сначала "однорядной", а вскоре и "двухрядной".
Однажды Толя Предтеченский, встретив меня на
улице, пригласил разделить радость: в "Отдыхе"
появилась "двухрядная" "Вермона"! (Органистом,
если не ошибаюсь, был Эдик Гуревич.)
Предтеченский, что свойственно именно лабухам,
красочно живописал этот чудо-аппарат. Как он
похрюкивает и постанывает, как бы "подначивая"
музыканта: "Ну, сыграй на мне еще!" (Кстати,
органисты не дадут соврать - такой эффект
действительно есть.)
В назначенный день, после закрытия ресторанов, в
"Отдых" устремился весь музыкальный люд. И я
там был. Начали ощупывать диковинку, но тут, как
говорится, появился Козюнас. То есть появился
обиженный гитарист-хотьковец Коля Мухин: друзья
почему-то сбежали от него, не позвав на смотрины.
И с досады все испортил, смазав в сердцах по
клавишам почти кулаком.
С появлением электронных клавиатур появился и
исполнитель на них - клавишник. Почему-то мне так
и не удалось привыкнуть к этому названию. Мне оно
напоминало о домушниках и шулерах.
Да и сами инструменты были далеки от органа "Хаммонд"
Джимми Смита. Но страсти вокруг них разгорались
нешуточные. Как минимум двое моих близких
знакомых лишились своих кровных, и немалых по тем
временам, связавшись с мошенниками.
Новая музыка и новые времена востребовали и
новых героев. Почти одновременно в разных местах
Загорска рождались новые "команды". На Ферме
это были "Джокерсы", костяк которых всегда
состоял из двух гитаристов - Валеры Горичева и
Саши Шименкова. С ними играли барабанщик Володя
Пушков и басист Алеша Чебурков по прозвищу "Негр".
Увы, первые трое - уже в "краях вечной охоты".
Горичев и Шименков впервые заиграли в школе № 18,
придя на смену моему ансамблю. Эти ребята быстро
познали славу. И для них она оказалась
непосильной ношей...
На юге Загорска группа молодых ребят (все из
одного двора) играла уже довольно хитрую по тем
временам музыку. В дальнейшем из них заметно
выделились клавишник (не в обиду сказано) Игорь
Островский, вокалист и гитарист Игорь Малыгин и
барабанщик Володя Муранов по прозвищу "Дед".
Были они современными ребятами. Едва ли они знали,
что такое джаз. Да и нужен он им был, как собаке
пятая нога. Замечательный певец Игорь Малыгин -
по Божьему дару я бы его поставил в один ряд со
Смирновым и Кожухарем (о них см. "Тритон" № 9
во "Вперед" от 4.02.99 и "Тритон" № 8 от
26.11.98. - Прим. ред.) - любит вспоминать характерную
историю. Попав по приглашению Юрия Салищева
работать в "Север", он был в шоке, увидев две
"дудки" - трубу и саксофон. Он не предполагал,
что на этом железном хламе можно что-то сыграть.
На севере Загорска складывалась своя
музыкальная тусовка. Начиналось все из
самодеятельности ЗОМЗа, а закоперщиком был
трубач Вячеслав Кондралев. На клавишных играл
Зиновий "Зяма" Гербер (мне он почему-то
запомнился длинной прядью волос, спадавших
всегда на правый глаз), были здесь братья Цывкины,
бас-гитарист Игорь Панников. Некоторые из них в
дальнейшем работали в ресторанах (и не только
музыкантами - Слава Дурнов, начинавший как бас-гитарист
еще с Юрой Салищевым, подвизался барменом в "Золотом
Кольце" - вплоть до своей трагической гибели).
А однажды, проходя мимо ресторана "Север", я
услышал суровые звуки музыки "Чикаго". В
небрежно зашторенном окне удалось разглядеть
Предтеченского за барабанами, его неизменного
сподвижника гитариста Макарова и басиста
Родникова. Не исключено, что моду на эту музыку в
Загорске привез из армии Виктор Смирнов. Именно в
военных оркестрах с их "дудками" можно было
полноценно подражать саунду знаменитых
ансамблей "Чикаго" и "Кровь, пот и слезы".
Классик сказал, что история повторяется дважды:
сначала как трагедия, а потом - как фарс. В истории
джаза "трагифарсы" случались не единожды, а
каждые десять лет. Сначала джаз почти умирал, а
затем - возрождался. И вот в 70-х годах таким
плодотворным фарсом стала музыка этих двух
американских групп. Она привлекла к себе
внимание и рокеров, и затаившихся джазистов.
Заставив первых уважать духовые инструменты и
дав вторым надежду, что джаз снова на пороге!
Америка - родина джаза. Не мудрено, что Москва на
чуть-чуть отставала в новом джазовом марафоне.
Первый фестиваль (после десятилетнего перерыва!)
прошел в Москве в 1978 году.
Что уж говорить о провинции!.
Даже сегодня, в эпоху видеомагнитофона, компакт-дисков
и компьютера, добротную информацию добыть
нелегко. В 70-х годах основной отдушиной оставался,
как и раньше, эфир. Привозные виниловые альбомы
не отражали последних тенденций. Фарцовщикам
было "себе дороже" везти свежие джазовые
пластинки из-за еще крепкого "железного
занавеса".
Итак, эфир - так эфир. В назначенные ночные часы,
вооружившись знаменитой катушечной "Кометой",
впав в состояние близкое к наркотической
зависимости, я из вечера в вечер в течение пяти
лет записывал все джазовые передачи, звучавшие
на волнах "Голоса Америки". Махавишну, Кориа,
Хэнкок, Урбаниак... - все эти имена были услышаны
мною, прежде всего, на коротких волнах.
Сейчас трудно сказать, что послужило толчком к
рождению идеи о джазовом коллективе - может быть,
новая волнующая музыка; или еще не забытая
романтика танцевальных вечеринок в кругу
веселых лабухов; или новый саксофон, который
взывал к совести, пылясь под кроватью; а скорее -
полный джазовый штиль в Загорске тех лет.
Утверждать, что ничего не происходило, значит
согрешить против истины. Устраивались сейшны.
Помню пару таких мероприятий в "Отдыхе" и в
нижнем зале "Золотого кольца". Но музыка
была, пожалуй, "во-вторых" на этих праздниках
жизни. Порою отменные музыканты засыпали лицом в
салате, так и не дождавшись своей очереди. В
других же ситуация джазистов попросту изгоняли
со сцены после сыгранных одной-двух вещей.
Интересно, что эти гонители сами не играют уже
давным-давно.
Любое достойное дело начинается, конечно же, с
поиска достойных людей. И сегодня, когда джазовая
тусовка в Сергиевом Посаде весьма активна, выбор
музыкантов невелик. В Загорске конца 70-х
приходилось действовать, как старателю на
оскудевшем прииске. Помню бесконечные походы по
ресторанам и квартирам, уговоры и, наверное,
красноречивые посулы хорошего джаза. В этих
изнурительных хождениях моим неизменным
спутником была жена Ира. Как жена декабриста.
Джазового басиста найти было непросто. В
Загорске им был единственный и неповторимый,
почти уже бросивший музыку Сергей Кожухарь.
Пришлось вырывать Сережу из мужественных рук
друзей-байдарочников.
С пианистом были еще большие проблемы: к тому
времени они вывелись в Загорске почти под корень,
превратившись в клавишников. Но блажен, кто
верует - как-то на вокзале в ожидании электрички
встречаю аккордеониста-органиста Леву Бизина,
который говорит, что "такой человек есть, и вы
его знаете". Впрочем, совсем наоборот: Николая
Хохлова в ту пору знал весьма узкий круг людей.
Был он человеком не местным, в среде лабухов
неизвестным. Преподавал музыку в ДК им. Гагарина
и негласно конкурировал в мастерстве с другим
пианистом, Александром Бобровым. (Если можно
говорить о конкуренции джазового и эстрадного
пианистов.)
Выпускник историко-теоретического факультета
Гнесинского института, Николай при нашей первой
встрече (в которой было нечто детективное - я
пришел к нему домой по рекомендации каких-то
знакомых его знакомых назвался "пианистом
средней руки". В этом была доля лукавства - все
последующее наше музыкальное сотрудничество, а
длилось оно долгих девять лет, постоянно
подтверждало его высокий исполнительский класс.
Иной раз на концертах я был настолько увлечен его
игрой, что забывал вовремя вступать со своей
партией.
Итак, будущий "Джаз-курьер" (идея названия,
кстати, принадлежит Николаю) начинался с трех
человек. А базой для репетиций стал Дом ученых на
Звездочке. И неизвестно, как бы сложилась
дальнейшая судьба ансамбля, если бы не
зловредный старикашка-вахтер, который всячески
препятствовал нашим репетициям. В конечном итоге
тройка энтузиастов джаза оказалась в ДК им.
Гагарина.
Дальнейшие события - это отдельный рассказ.
Начать его можно с прихода новых музыкантов.
Почти все новые музыканты были старыми знакомыми.
Мне, начинающему саксофонисту, нужны были чьи-то
широкие плечи, чтобы за ними прятать свое
неумение. И такие плечи нашлись у кумира моей
юности Гены Токарева. К тому времени Геннадий не
держал саксофона в руках добрый десяток лет. Что,
как всегда ярко, отразилось в его афоризмах.
Подобно герою Никулина из кинофильма "Когда
деревья были большими", Гена пришел в восторг
оттого, что "помнят руки, помнят родимые"
казенный инструмент, на котором он играл на заре
туманной юности. В другой раз на чью-то критику (а
на репетиции первое время ходило много случайных
людей) он возмутился, что только вчера разогнал
из саксофона последних тараканов, так что нечего
придираться.
Следом появился гитарист Александр Макаров, в те
времена король ресторана "Отдых". Бесспорно
способный музыкант, но не джазист. Судьба
барабанщика Михаила Беленького - быть или не быть
ему в коллективе - решалась в курилке на лестнице,
и мнения разделились. Барабанщиком поначалу он
был никаким. Но любил и понимал джаз. Интуиция не
подвела его сторонников: Миша остался верен
джазу, став "кадровым" музыкантом ансамбля.
Позднее пришел тогда еще не столь широко
известный Игорь Островский с органом "Вермона",
который поразил всех необычными композициями с
весьма непростыми для бывшего рокера аккордами.
Именно эти музыканты были творцами первого
выступления ансамбля "Джаз-курьер" в апреле
1979 года. Ровно двадцать лет назад. Высокопарно
выражаясь (или "грубо говоря" согласно
любимой присказке моего друга Смирнова) в
Загорске начиналась эра "Джаз-курьера".
Андрей Канунов
Первая публикация: сергиево-посадская
муниципальная газета "Вперед",
1997-1999. |
