- Откуда у людей такое дикое понятие, что, раз он купил "Мерседес", то ему всё можно? - недоумевал наш водитель, завистливо глядя на очередную быстро удаляющуюся глянцевую попку красивого автомобиля.
- Конечно, Аугис, всё можно только владельцам "Фольксвагенов", - сонно отмахнулась я, бросив взгляд на стрелку спидометра, нервно подрагивавшую у отметки 160. На большее многострадальный "Пассат" с отваливающимся (но крепко привязанным шнурками) бампером был неспособен. - Ты водишь просто хамски. Это безумие. В Каунасе мы скребли по асфальту глушителем, теперь бампер...
- Я спешу на фестиваль, - легко оправдался нарушитель, зная, что и мне не терпится увидеть на горизонте новенькие небоскрёбы в форме буквы "К" (посреди двух-четырёхэтажного центра это точно небоскрёбы), вдохнуть приморский воздух и услышать смачные звуки джаза.
Так мы неслись, словно безумные герои романа Джека Керуака “On the Road”, оставив в столице по паре недоконченных дел, недодуманных дум и недочувствованных страданий, отрёкшись от деловитого настоящего на три дня во имя лучшего ежегодного приключения, какое только может произойти на земле литовской. Добротная, аккуратно залатанная магистраль Вильнюс-Клайпеда, казалось, стала ещё более гладкой, провоцируя устраивать гонки с непобедимыми "Мерседесами". Но главное, наши колёса касались той же дороги, по которой хотя бы раз прокатились Эрик Мариентал, Мэйнард Фергюсон, Билли Кобэм, Виктор Бэйли и многие другие.
Прибывающие в Вильнюс ничего не видят, кроме аэропорта и пыльных микрорайонов в пути до центра, Клайпеда же заставляет каждого гостя пересечь всю Литву по прекраснейшей из дорог, удобной и скучной в своём однообразном совершенстве. Гостиницы, рестораны, магазины и салоны красоты - всё это разделимо на люксы и ширпотреб, но магистраль всегда открыта и "Мерседесам", и "Фольксвагенам", здесь все равны и все вольны наслаждаться радостью передвижения по асфальту в меру своей испорченности (хотя по закону мера не должна превышать 130 км/ч).
Клайпедский джазовый фестиваль "Замка" не отличается ни холодным совершенством, ни тем более ровностью и симметричностью, присущей гладкому шоссе. Но он так же доступен всем, независимо от материального положения, пола, стиля одежды и манеры поведения. Жители портового города упрямо считают, что этот фестиваль по художественному уровню способен конкурировать с "Каунас джаз", "Вильнюс Мама Джаз" и проч., и в последние годы у них на то всё больше оснований. А по уровню демократичности и эффективности пропаганды джаза это мероприятие - просто непревзойдённый феномен. Я не знаю, много ли в мире бесплатных джаз-фестивалей. Я не знаю, много ли раз Рэнди Кроуфорд в своей жизни пела безбилетной публике и возможно ли, чтобы Мэйсио Паркер, который ещё осенью выступал на "Каунас Джаз Осень" на большой "тусовке для богатых", дал ещё более мощный концерт на "тусовке для всех".
"Все" - это отнюдь не случайная публика. Некоторые из них - фанаты джаза, часть - новички джаза, и оставшееся большинство - простые горожане, живущие вне джаза, но понимающие, что джаз, как Куршский залив, неотделим от Клайпеды: здесь лет семьдесят назад задудели первые литовские джаз-банды, родилась свингующая самодеятельность... Несмотря на бойкую торговлю пивом и прочими духовными ценностями, здесь не бывает разборок, разврата и разбоя. У полиции и охраны мало работы: видимо, эта музыка сама отгоняет ненужный драчливый народ.
Все особенности клайпедской публики, краснобайства Витаутаса "Конга" Грубляускаса (отца и руководителя фестиваля), оттенки царящей атмосферы и премудрости проведения друзей в "Курпяй" на джем-сешн были нам известны по более раннему опыту. Несясь по трёхсоткилометровому полотну асфальта, мы знали, что дух свободы и упоительная беззаботность простецкого бала никуда не убежит, но вот Олег Киреев с Валерием Панфиловым, Виктором Матюхиным, Ильдаром Нафиговым и Валерием Беликовым могли покинуть сцену в любую минуту, пока мы одолевали последние километры.

Фанковое наваждение и пир для голодающих

Город уже упивался столичным гудением. Прокатившись по мощёным булыжником улочкам старого города, "Фольксваген" уткнулся в чудом оставшийся незанятым уголок мостовой и, облегчённо крякнув, скинул свою беспокойную ношу. Пахнуло тонизирующим приморским ветром, свежим шашлыком и "Караваном", игранным с энергией желанного биса - Oleg Kireyev Exotic Band завершал выступление. "О, да мы что-то пропустили," - подумала я. Развитие "Каравана" вдруг сменилось цитатой из "Хава Нагила", чересчур неприкрытой и внедрённой с удальством давно завоевавшего публику шуточника, пускающего в ход "добивающие" проверенные старые плосковатые смешки. Слегка поморщившись (в принципе не люблю попурри), но отметив про себя на ходу профессиональность исполнения и великолепную напористость солирующего саксофона, я направляюсь к самой горячей точке, не к сцене, а к джазовому клубу "Курпяй": именно здесь чаще всего собираются люди, которым обязательно надо сказать "привет", перекинуться парой слов или помахать издали. Это ритуал каждого фестиваля: обойти всё, со всеми поздороваться и облобызаться, поскольку джазовое общество имеет свойство дружно кочевать с фестиваля на фестиваль всем скопом. Надо отметить, что наличие и количество этих джазовых лиц - прямое отражение рейтинга мероприятия.
В Клайпеде "джазовые лица" проявляют удивительно малый интерес к происходящему на площади. Они охотней болтают у "Курпяй", ожидая джема и делая небольшие "заплывы" к сцене, возвращаясь со сдержанными комментариями "хорошо" или "ну как тебе сказать...". В ответ на вопрос, что игралось Олегом Киреевым до биса, послышалось "хорошо", а предшествовавшее ему выступление клайпедского военного оркестра никто прокомментировать не мог, равно как и "Музыкальные инсталляции" Олега Молокоедова, которые были представлены днём ранее, 12-го, в четверг. Следующее "хорошо", подкреплённое одобрительной интонацией, было адресовано Мэйсио Паркеру (Maceo Parker).
Как уже упоминалось, это фанковое наваждение посетило Литву уже не в первый раз. Более того, Maceo был у нас совсем недавно, этой осенью, но от этого интерес вызывал не меньший. За пару дней до фестиваля (10 июля) мне довелось побывать на другом фанковом концерте - Кэнди Далфер (Candy Dulfer). Известная саксофонистка из ансамбля Принса "расстреливала" публику наповал, с каждым новым номером показывая то нового вокалиста, то знаменитый хит, то "кусок" с потрясающими инструментальными соло, то завораживая проникновенной балладой и под конец добив публику прорывом самой огненной энергии и демонстрацией высшего пилотажа владения инструментом. У Мэйсио Паркера абсолютно иная тактика. Если Кэнди с самого начала задала высокий темп и ставила карту на насыщение программы событиями, то Паркер - истинный марафонец. В Каунасе он играл три часа, изнурив публику прежде, чем она успела разогреться, здесь - два с половиной, избрав примерно такое же построение программы, но добившись вдвойне более сильного эффекта.
Концерт Мэйсио Паркера - это горение на медленном огне. С самого начала каждой песни очевидно, что она может продолжаться сколько угодно долго, но чем дальше, тем мощнее нарастает грув, тем отзывчивей тела танцующих, тем ярче слышны нюансы и острее воспринимаются соло. Эта музыка становится нераздельной частью окружающего мира. Кажется, она всегда была и всегда будет, пока жаркая волна танцевального бита не превращается в кипяток, после которого можно вытерпеть разве что бис...
В последние минуты перед бисом я забралась в ложу гостей и спонсоров - громоздкую высокую палатку с грубоватыми деревянными столами, которая очень раздражает простых смертных, уверенных, что там сидят богачи, равнодушные к джазу. На самом деле сильнейшие свистки и гром топота доносятся именно отсюда, и по активности участия в празднике арьергард вполне может посоревноваться с авангардом подростков у сцены. Однако открывшееся моему взору зрелище на этот раз превзошло все былые подвиги цвета общества: спонсоры неистово танцевали на столах и лавках, а сын Мэйсио - Кори Паркер - весело запечатлевал их любительской камерой, спонтанно отлучившись со сцены.
Призыв публики (разогреваемый "Конгом", сетовавшим, что не узнаёт Клайпеды, которая не умеет толком поблагодарить музыкантов) заставил Паркера-младшего вернуться на сцену, при том - прямо на первый план. “What you know about funk?” - хит, которого мы напрасно ожидали в Каунасе (рэпующего Кори тогда в составе группы не было), стал именно той последней каплей, которая сделала удовольствие полным и законченным. По мне, они могли вообще ничего не играть и выпустить одного Кори порэповать этот маленький шедевр, который со дня приобретения мною альбома “School`s in!” преследовал меня, вертясь в памяти. Живое исполнение оказалось не лучше студийного, но оно было другим, очень жарким и спонтанным.
Всё, сцена на площади опустела, теперь до утра действие переносится в "Курпяй". "Курпяй" - первый и единственный джазовый клуб в Литве. Конечно, каунасские фанаты освищут меня за такое утверждение, поскольку у них есть "Европа" - кафе, где раз в неделю происходит что-нибудь джазовое. Но ни каунасская "Европа", ни вильнюсская "Неринга", ни "Рамибе" в Паланге никак не могут соревноваться с "Курпяй". Звучащий здесь джаз - очень разного качества, но эти стены просто пропитаны свингом. На стенах - фотографии с фестивалей, под потолком висят потемневшие духовые инструменты, на подоконнике светится табличка "I ♥ JAZZ" и днём постоянно звучит один и тот же свинговый альбом. Словом, царит стереотипная обстановка джазового клуба, которой, однако, нигде больше в наших краях нет. И главное, что обогащает это место и делает крохотную сцену, на которой каким-то чудом умудряется умоститься толпа в десять музыкантов, легендарным местом - это джем-сешны на клайпедских фестивалях...
Пятничный джем вышел литовско-немецко-греческим. Герои большой сцены на малой сцене не показывались, что не помешало молодёжи разойтись в полную силу своих возможностей. Вильнюсские ребята играли свой обычный репертуар из Дэйвиса, Хэнкока и Паркера, а клайпедские старожилы утверждали, что зазвучали мало игранные стандарты. Пожалуй, это является доказательством, что в Вильнюсе ходовой джемовый репертуар отличается от клайпедского. Только вот места для джемов в Вильнюсе, после полного вырождения "дней открытого микрофона" в клубе "Тамста", больше не осталось. Есть один потайной погребок, но там ребята давно уже не собирались. Поэтому первый джем-сешн на фестивале "Замка" напоминал сборище отъедающихся голодающих. Играли много и жадно, соревнуясь в фантазии, энергии и технике. Особенно превосходно солировали Йозас Курайтис (саксофон), Дарюс Рудис (барабаны) и греческий клавишник Костис Христодулу (Costis Christodoulou). Его обокрали, пока он играл (видимо, не всех неправильных людей отпугивает правильная музыка), парень остался без денег и паспорта. Немецкую же сторону представляли молодые духовики из Landes Jugend Jazz Orchester. Играли хорошо, но не лучше наших. Однако, звёздный час ожидал их в субботу, которую, если не считать блюзового финала, можно было бы назвать воплощением мечты пуриста...

Мечта пуриста

Пускай в программе написано, что концерт начинается в семь вечера; фестивальное утро наступает гораздо раньше. Выкарабкавшись из постели около двух и к четырём доковыляв до площади, каждый год, вкусив чудного курпяйского супчика (вечного, как и сам клуб) и необходимого после вчерашних подвигов кофе, я неизменно обнаруживаю на площади горстку зевак, намеренных не упускать ни капли священного музыкального ритуала под названием саундчек. Саундчек длинен и обманчив. Выслушав подготовительный сеанс, вы уже предполагаете, что знаете, чего можно ожидать на концерте - хотя бы стиль, настроение. Не будьте столь опрометчивы, музыканты не раскроют своих карт до последней минуты.
Ригмор Густафссон (Rigmor Gustafsson) на саундчеке мне не понравилась. Её голос казался чересчур матовым, слабым, сладковатым и манерным. По инерции она мне не нравилась до середины концерта, а потом волна негативного настроя вдруг выключилась и больше не включалась. Во-первых, подкупала свежесть звучания акустического джазового трио в сочетании с вокалом. (Этот традиционный состав в последние годы тяги к фанку и уорлд-мьюзик стал редкостью на наших сценах.) Во-вторых, приятно пощипывали уши смелые гармонические ходы пианиста Торбьёрна Гульца (Torbjörn Gulz), тонко поддерживаемые контрабасистом Мартином Хёпером (Martin Höper) и барабанщиком Йонасом Хольгерссоном (Jonas Holgersson). Движение музыки, не лишённое драйва и обязательной в джазе интриги, напоминало бы древний свинг, если бы не яркий европейский или даже шведский привкус, превращающий обычное и знакомое в неведомую микстуру. Специфичный "белый" тембр модно одетой и стройной вокалистки ставил жирную точку над "I", придавая этой музыке безошибочную узнаваемость и множество тонких эмоциональных нюансов, часть которых, впрочем, замазала неудачная озвучка.
Озвучка - вечно кровоточащая язва всех фестивалей. Компания “Combo” является лидером по части джазовой звукорежиссуры. Лидеры на этот раз смачно ударили в грязь лицом, но винить их за это нельзя: нет школы, нет базы, гении в этой сфере у нас пока не родились, а озвучивать акустический состав трудно. Честно говоря, зачастую "импортные" звукорежиссёры, которых привозят сами музыканты, работают хуже. Однако в случае с Landes Jugend Jazz Orchester эта теорема не подтвердилась.
LJJO - это немецкий молодёжный биг-бэнд. Фестиваль "Замка", стремясь поддержать имидж Клайпеды как литовского Нового Орлеана, ежегодно приглашает хотя бы один диксиленд или биг-бэнд, но такого современного биг-бэнда (если не считать превосходящий все критерии Lincoln Jazz Center Orchestra под предводительством Уинтона Марсалиса) я за свою недолгую джазовую жизнь пока ещё не слыхала...
Глядя на умный затылок руководителя Вольфганга Дифенбаха (Wolfgang Diefenbach), я сглатывала какое-то скрытое горькое чувство - наверное, зависть. Наши-то взрослые биг-бэнды так не играют, не говоря уж о биг-бэнде Литовской академии музыки и театра, в котором талантливых ребят ровно столько же, сколько в LJJO, но вот сыгранности и интерпретации... Скопище способных джазменов само по себе - ещё не оркестр... Вольфганг Дифенбах, как и следовало бы человеку, носящему имя Моцарта и фамилию, оканчивающуюся слогом "Бах", оказался чрезвычайно талантливым руководителем. Оркестр играл не только безупречно чисто, динамично, с правильным чувством свинга и эффектно щеголяя отдельными солистами; он хорошо передавал индивидуальный стиль каждой аранжировки, что вообще-то очень трудно. Чувствовалось, что в этом коллективе царит здоровая атмосфера строгой дисциплины и дружбы, постоянного творческого подъёма и целеустремлённости.
Восемнадцать мальчиков с Дифенбахом во главе мигом очаровали не особо избалованный качественными биг-бэндами народ, но это было ещё не всё. Скоро вышла Она - вокалистка. Худенькое существо в тряпичной зелёной юбчонке, круглых очках и с беззаботным творческим беспорядком на голове уверенно взялось за микрофон. По дружественному, даже уважительному взгляду саксофониста ("первой скрипки") и по чересчур неряшливой внешности девочки сразу было понятно, что никакого жеманства, кривляний и пошлостей не будет, поёт она хорошо и, возможно, даже импровизирует. Так и было. Девочка оказалась с приятным тембром, хорошим вкусом, между ней и оркестром царило полное взаимопонимание. Это было совершенно особенное выступление. Блеск недосягаемых звёзд - это другое, это соприкосновение с каким-то высшим, нереальным музыкальным миром. А концерт немецкой молодёжи был живым свидетельством того, что всё возможно, и, будь голова с ушами на месте, можно чего-нибудь наиграть красивого, даже если ты совсем белый...
Явления же высшего музыкального мира не заставили себя долго ждать. Конгас вдохновенно, выбирая лучшие слова, во время приготовления сцены к выступлению убеждал тысячи слушателей в том, что сейчас произойдёт чудо, воплощение заветной мечты организаторов, которое должно принести настоящую радость всем находящимся на площади... И правда, даже если никогда в жизни раньше кто-либо не слышал этих музыкантов, их простое и невероятно прочувствованное исполнение блюзов невольно порождало мысль "об этом я мечтал всю жизнь"... Супер звёзды фестиваля - трио Джо Сэмпла (Joe Sample, фортепиано), Джея Андерсона (Jay Anderson, контрабас) и Адама Нуссбаума (Adam Nussbaum, ударные) с великолепной певицей Рэнди Кроуфорд (Randy Crowford) тонкостью музицирования абсолютно выпадали из сформировавшегося на протяжении многих лет контекста клайпедского джаз-фестиваля "Замка" как особо весёлого мероприятия, представляющего преимущественно горячую танцевальную музыку.
- Ничего особенного, право, - сказал повстречавшийся мне Йонас Ючас, родитель фестиваля "Каунас джаз", - очень просто, но в этой простоте всё и есть... Извини, я пойду куда-нибудь.
Легонько поддакнув, я тоже отправилась вон из шумноватой ложи, где уже заварились столь важные разговоры, что даже нежный, но могучий, голос негритянки не мог их остановить. У сцены было хуже. Кроме давки, здесь имелось несколько энтузиастов, порывающихся не в такт прихлопывать исполнителям. Впервые я искренне отметила недостатки площади в концертном отношении. Гул и шум значительно уменьшились, но такую музыку следует слушать в полной тиши, затаив дыхание. Скучный нетанцующий партер, расположенный на лавках в центре площади, куда я никогда в жизни не заглядывала, оказался сгустком образцовых слушателей.
Примкнув к ним, я впервые в жизни вдруг услышала хит “Street Life”. Конечно, я слышала его раньше, но только в фанковой версии. Рэнди же пела тихо, интимно, осмысленно и чётко произнося проникнутые жизненной реальностью слова. Никогда раньше я не вслушивалась в этот текст - ну, уличная жизнь, о-о-о, как здорово. В интерпретации Рэнди эта уличная жизнь предстала во всём своём ужасающем трогательном величии, а "лишённый смысла" припев из двух слов превратился в тезис невероятной духовной силы, обострённый требовательной аранжировкой. Песня высвободилась из нарядных риффов, приобрела прозрачность, ясность и чистоту, а модуляции кульминационных фраз в "припеве" приобрели особую драматическую окраску благодаря кривым поворотам Сэмпла к неожиданным, далёким аккордам.
Её пение напоминало речь, задушевный рассказ о нелёгкой человеческой жизни без тени сентиментальности и перегибов. Мир представал таким, какой он есть - с его несправедливостями, маленькими радостями и маленьким человеческим горем. Это был щедрый подарок со стороны фестиваля... Люди свистели, топали, вызывали на бис, сходили с ума и были вполне готовы завершить вечер с виртуозом губной гармоники Джимми Уайтингом (Jimmie Whiting, Sugar Blue) и его коллективом.
- Слушай, - подошёл один знакомый. - Это же вроде джаз-фестиваль? А он просто нахально играет блюз. Может, он опоздал на "Ночи блюза" в Варняй и приехал сюда?
- Да здесь это в почёте. По-моему, гипервиртуозность даёт ему право играть здесь, что он хочет. Захотел бы, играл джаз. Но пусть уж лучше играет, что любит, чем будет мучаться, изображая бибоп, - заканчивала я эту мудрую тираду уже себе лично, поскольку возмущённый нарушением жанра собеседник спешно удалился в очередной "заплыв" к сцене. Я же гуляла по окрестным улицам. Sugar Blue был правда великолепен и пусть играл блюз с весьма роковым, а не джазовым ощущением, зато много и классно импровизировал, но после такого откровения, как Рэнди, нужно время слегка прийти в себя...

Не ходите на джем-сешн в двенадцать ночи: концерт на площади всё ещё продолжается, и в "Курпяй" сидят только запоздалые ужинающие и пивные марафонцы у бара. Не ходите на джем-сешн в половине второго: там много нашей трезвой и повеселевшей молодёжи, перебирающей остатки недоигранного вчера стандартного репертуара (то и дело срываясь на повторения).
- Тебе нравится? - кисло спросил старый знакомый с футляром трубы в объятиях.
- Это джем. Зачем должно нравиться или не нравиться? Я давно не слышала “My Funny Valentine”. Да, нравится.
- А я никогда не слышал “My Funny Valentine” в фанковой версии, - злобно процедил борец за хороший свинг, пробираясь сквозь стену спин к сцене, чтоб присоединиться к этому неправильному джему.
Приходите на джем-сейшн в пять утра, когда “Sugar Blue” поднимается с гармошкой на сцену, в почти опустевшем "Курпяй" повисает вопль восторга, и со второго этажа клуба видно, как все сонливые тела сцепляются в пары, как старик и подросток пихают друг друга из-за блондинки, атакующей саксофониста, раздираемого желанием рвануть на сцену и в то же время - рвануть куда-нибудь с блондинкой. И не уходите с джема раньше времени, вы обязательно пожалеете, как жалею я, что не слыхала “Footprints” в исполнении литовско-американского джем-бэнда.

Ещё раз да здравствует фанк

Нет, сначала да здравствует фолк и послы литовского джаза - Dainius Pulauskas Group. В прошлом году, после записи предпоследнего альбома “Orca”, оканчивающегося композицией со зловещим названием “Finale”, фанатам группы Дайнюса Пулаускаса начало казаться, что ансамбль близок к распаду, джаз-роковая идея себя изжила, мелодический дар лидера иссяк и ничего нового уже не предвидится. Поиски соединения джаз-рока с красками симфонического оркестра и с народной музыкой в исполнении Вероники Повилёнене остались в стадии сравнительно удачных экспериментов.
На этот раз "Группа" соединилась с народным ансамблем "Сутарас", и результат вышел, как ни странно, натуральный. Прежде, используя "чистый" народный материал, Пулаускас добивался интересного сопоставления, но не синтеза. "Сутарас" же охотно пошёл навстречу джазменам, отзывчиво реагируя на несвойственные для народной музыки новшества в области формы, организации ритма, но оставляя неизменной манеру пения. Прекрасно, находчиво и с юмором аранжированные песни с импровизационными вставками были встречены с великим энтузиазмом. Однако, от души смеясь над шуточными прорывами тяжёлого рока (рок на трубе - это здорово, если дует в эту трубу Валериюс Рамошка), я не была вполне уверена, не вызвали ли бы они в другом месте у критиков ту же эмоцию, какая посетила меня в момент вторжения в "Караван" еврейской темы "Хава нагила"...
Далее воцарился фанк. Немецко-швейцарский квартет Client's Funk Society играл не то чтобы без драйва, но как-то чересчур добросовестно: немного саксофонных виражей, немного рэпа, немного вокала и игры с публикой (пускай попоёт вместе с нами), всё как-то слишком покорно укладывалось в стандартный "формат" тусовки-концерта. Бит был достаточно хорош, чтоб люди могли танцевать, но недостаточно заразителен, чтоб нельзя было не танцевать. Когда играл Мэйсио Паркер, было невозможно ходить, не подскакивая на каждой "слабой" доле, теперь же праздник ощутимо катился к концу, и оставалось только дождаться латышского ансамбля Keksi, чтобы поставить себе галочку в графе "посещение фестиваля Замка".
За что мы любим латышей, так это за то, что они никогда в жизни не назовут Литву Латвией (за Джо Сэмплом оказался такой грешок, и он далеко не первый преступник в этой области). И ещё мы их любим за то, как много в их краю оказывается музыки, несозвучной здешней повседневности. Ничего похожего на Keksi у нас нет, да и импортируется такое добро редко. Быстрейший рок-н-ролл и буги-вуги заморили клайпедский народ до полного изнеможения. Люди уже не танцевали, только пили и восхищённо свистели. А восхищаться-то было из-за чего. Пускай репертуар "Кекси" не входит в золотой фонд "мечты пуриста", однако играют они профессионально и с таким подъёмом, что нигде вокруг не остаётся хмурых лиц, каждый второй подпрыгивает, и даже тучки на небе расползаются. Правда, правда - впервые за свои четырнадцать лет фестиваль прошёл без дождя.

Воскресный джем был обречён. Если не считать соло Томаса Размуса в шортеровском духе, прозвучавшее в контексте одной из особо слащавых интерпретаций, всё прошло довольно блёкло. Пришли Client`s Funk Society. Я люблю фанк, но у него есть одно неприятное свойство: он заводится надолго. Бибоп, свинг, модальный джаз и даже латин-джаз воцаряются лишь на протяжении одного стандарта, фанк же поглощает всё. Барабанщику кажется, что тема любого стиля хорошо звучит в сопровождении жёсткого бита. Ну, ладно, пускай играет, а нам пора домой.

Автобус... У него не отваливается бампер, он не носится с неразумной скоростью и, успокаивающе обнимая плечи мягкой спинкой, приглашает путников погрузиться в четырёхчасовой сон, возвращающий к недоделанным делам и недодуманным думам. Под колёсами шуршала магистраль, по которой хотя бы раз в жизни прокатились Мэйсио Паркер, Джо Сэмпл и Рэнди Кроуфорд...

Лайма Слепковайте
фото: Ю.Мацевичус