Играть с именитыми
гостями - большая честь и серьезное испытание. Ни
организатору прошедшего 25 октября в Большом зале
консерватории концерта "Джаз - Тема с
вариациями" альтисту Георгию Гараняну, ни его
новым соратникам - братьям Ивановым (Михаил -
фортепиано, Андрей - контрабас) не занимать опыта,
в том числе и опыта игры с достаточно именитыми
гостями. Но уж больно именитые гости им попались
в этот вечер. Трубач Валерий Пономарев, когда жил
в Москве (до 1973 г.), котировался, говорят - на фоне
тогдашних звезд Товмасяна и Лукьянова - не очень
высоко: ну, немножко старомодный звук, основанный
на стиле Клиффорда Брауна 50-х гг., ну, явная
ориентация на Jazz Messengers барабанщика Арта Блэйки...
Потом Пономарев эмигрировал - как совершенно
точно заметил ведший концерт Владимир Фейертаг,
"без надежды на возвращение", не то что
нынешние эмигранты второй, третьей и последующей
волн. И совершенно неожиданно (для всех, наверное,
кроме него) попал играть к своему кумиру Арту
Блэйки. Блэйки всегда искал музыканта, который
напоминал бы ему безвременно ушедшего из жизни
Клиффорда Брауна - и нашел в рыжем, маленького
роста русском на джем-сейшене в клубе Five Spot.
Пономарев провел в Jazz Messengers четыре года,
заработал высокую репутацию, имя, поднял свой
музыкантский класс (как все, кто проходил через
университеты Блэйки) и с начала 80-х стал вполне
уважаемым и хорошо известным солистом. Он живет в
Нью-Йорке и, первый раз посетив оставленную
когда-то родину в 1990-м, с середины 90-х приезжает
практически ежегодно - каждый раз с каким-нибудь
интересным солистом: саксофонистом Бенни
Голсоном, тромбонистом Кертисом Фуллером,
пианистом Сидом Симмонсом, менее известным, но
очень перспективным саксофонистом Тимом
Армакостом... На этот раз он приехал с нынешним
барабанщиком своего ансамбля Universal Language -
легендарным Джимми Коббом, тем самым, что играет
на эпохальных альбомах Майлса Дэвиса "Kind Of
Blue", "Sketches Of Spain", "Porgy And Bess", что
работал с такими звездами, как Дайна Уошингтон,
Билли Холидей, Кэннонбол Эддерли, Диззи Гиллеспи,
Стэн Гетц, Уэс Монтгомери, Кенни Беррел, Джей Джей
Джонсон, Уинтон Келли, Пол Чэмберс, Сара Воэн...
Высокий, грузный, седобородый (ему в январе
стукнуло 70), темнокожий Кобб в белой кепочке и
одетый в щегольской костюм с бабочкой невысокий
и, увы, давно уже не рыжий, а седой как лунь
Пономарев составляли визуально весьма приметную
пару, хотя российские участники концерта в очень
строгих смокингах, подобранных в тон самому
формальному залу Москвы, тоже смотрелись
недурно. Правда, вот насчет "слушались" дело
обстояло слабее. БЗК - все-таки совсем не джазовый
зал не потому, что В Этом Святом Месте Нельзя
Играть Джаз (еще как можно!), а потому, что он очень
труден акустически и практически не поддается
озвучанию - во всяком случае, теми сверхскромными
средствами, которые там есть. Талантливый,
известный звукорежиссер Рафик Рагимов мог
сидеть за маленьким пультиком прямо перед
сценой, мог и не сидеть - от его усилий, как
показалось со стороны, мало что зависело. Такой
большой, сложного профиля, со множеством
"карманов" и балконов зал должен быть
оборудован мобильной, мощной, современной
акустикой, которая позволяла бы деликатно и
незаметно поддерживать звучание акустических
инструментов в академической музыке и - в случае
с джазом - создавать плотный, разборчивый,
насыщенный звук. Увы, ни о плотности, ни о
насыщенности, ни о разборчивости в этот вечер
говорить было нельзя. Труба Пономарева лучше
всего звучала тогда, когда он, побежденный
металлическими отзвуками из мониторов
подзвучки, отходил от микрофона метров на пять и
играл практически акустическим звуком, довольно
легко пробивая зал своим звуковым давлением. Что
же до Гараняна, то он, несмотря на собственную
опытность в звуке (у него все-таки хорошая
домашняя студия, да и на "Мелодии" он много
лет работал за пультом), звучал просто плохо. У
него на саксофоне прицеплен радиомикрофон, а
сигнал с этого микрофона обрабатывается его
собственными приборами, независимо от
звукорежиссеров. От такого микрофона никуда не
отойдешь - он всегда с тобой, как тот праздник. И
если с чистым, необработанным звуком еще можно
было смириться, невзирая на его гнусавость и
заметные перегрузки, то, когда Георгий Арамович
включал недорогую гитарную процессорную педаль
Yamaha и его саксофон начинал звучать как целая
духовая группа (на три голоса, выстроенных как-то
карикатурно, вроде духовой секции из музыки к
"Операции Ы"), звук саксофона превращался в
сплошную кашу. Контрабас время от времени был
вполне отчетлив, но, видимо, в основном за счет
незаурядной техники Андрея Иванова, который
сделал все, чтобы контрабас "читался" в
кашеобразном потоке звуков со сцены. С
фортепиано было сложнее - в соло Михаила Иванова
оно было очень разборчивое и рельефное, а вот в
ансамблевых эпизодах терялось. И, наконец,
барабаны немилосердно торчали в звуковом потоке,
хотя практически не усиливались: удар у Кобба
смачный, тяжелый, хотя (видимо, по возрасту) и
рыхловатый, да он еще как-то не озаботился взять
щетки хотя бы для баллад - так и играл палками.
Лязг тарелок (толстых, дребезжащих, просто-таки
оркестровых, совершенно не "камерных")
временами звучал совершенно чужеродно музыке,
хотя сама игра Кобба, хотя и несколько утратила
класс по сравнению с его записями сорокалетней
давности, тем не менее все еще остается
энергичной и очень музыкальной. В драйвовых,
мощных вещах типа "Moanin'" Бобби Тиммонса,
открывавшей концерт, или авторской темы
Пономарева "Послание", или "Oleo" Сонни
Роллинза, барабаны были почти идеальны (хотя в
"Oleo", например, Кобб дважды крепко лажанулся,
во второй раз просто не поймав тему на выходе с
соло; то же, только более заметно, случилось в
"Straight No Chaser" Телониуса Монка - там после
драйвового блюзового соло контрабаса барабанщик
пропустил целый такт, не поймав перехода к
сложному размеру темы). А вот в медленных,
прозрачных вещах - "Ностальгии" Михаила
Иванова, сыгранной трио (Ивановы и Кобб), или
балладе "I Remember Clifford", сыгранной Пономаревым
с этим же трио, лязг тарелок заметно мешал.
И не хотелось уделять столько внимания звуковым
проблемам, но в этом случае они продиктовали
слишком многие результаты. А как мог этот же
состав прозвучать при нормальных акустических
условиях! Ну, да ладно. В целом двухчасовой
концерт прошел весьма успешно, если учитывать,
что зал был набит битком (а в консерватории он
немаленький) и что аудитория, несмотря ни на
какие проблемы со звуком, принимала все на ура и в
конце долго не хотела отпускать музыкантов со
сцены - уже когда был сыгран неизбежный в России
"Караван" в виде джема, к которому
присоединились гитарист Алексей Кузнецов,
аккордеонист Владимир Данилин и
альт-саксофонист Борис Курганов.
Как бы извиняясь, Валерий Пономарев за сценой
после концерта говорил, что за день до этого
провел в студии десять часов и у него до сих пор
болят губы, так что он не в форме, совсем не в
форме и "не надо принимать всерьез то, что он
играет"... Это он зря: как раз его игра, не
нуждающаяся ни в каких электронных
"чудесах", его мощный звук и отличная
техника на концерте произвели самое выгодное
впечатление. Ну и на легендарного Кобба мы
посмотрели (а все желающие барабанщики вволю
нафотографировались с ним за сценой). За что
Георгию Гараняну спасибо.
Говорят, ансамбль Пономарева с Коббом на
барабанах, Сидом Симмонсом на фортепиано и
другими хорошими людьми в мае будет на гастролях
в Европе. Вот этот бы состав послушать в Москве, а?
Ким Волошин
|
