Роман Столяр и Доминик Дюваль: концерт в «Мастерской»

.erid 2VtzqxQ3rSe рекламодатель: фонд игоря бутмана, инн 7709474010 - продолжаем читать текст после рекламы

Сергей Бондарьков Фото: Мария Савельева

На следующий день после ДОМашнего концерта Trio X (Джо Макфи — саксофон и труба, Доминик Дюваль — контрабас, Джей Розен — ударные), 20 февраля, контрабасист Доминик Дюваль поднялся на сцену клуба-театра «Мастерская», чтобы выступить с новосибирским пианистом, композитором и импровизатором Романом Столяром. В конце года выйдет их первый совместный альбом, записанный в Штатах. В «Мастерской» же, как пояснила организатор концерта — глава агентства Improve Ольга Дука, Столяр и Дюваль представили то, «что у них получилось». Правда, уместнее было бы сказать «то, что у них получается»: концерт был в значительной степени (если не полностью) импровизирован.

Роман Столяр, при всей присущей ему экспрессии, — музыкант мягкий, с почти невесомыми руками. Иногда, в разреженных местах композиции, он так тонко касается клавиш, что струна рояля едва колеблется, вызывая прозрачный полузвук. Наверное, утончённость и изящество — два ключевых слова для описания игры Столяра. Исследует ли Роман пространства тишины, двигаясь как будто на ощупь (высокие звуки, часто взятые внутри рояля, неуверенно оглядываются в окружении пауз), или запускает пульсирующий водоворот нот в среднем регистре — в его музыке все время слышна какая-то хрупкость. О манере Доминика Дюваля я, чтобы не повторяться, попрошу вас прочитать в тексте про концерт Trio X.

Здесь мы лучше поговорим об особенностях взамиодействия Доминика и Романа. Сравнение моделей коммуникации Дюваля с Макфи и со Столяром, конечно, напрашивается, и я не вижу причин этого избегать.
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа

Так вот, с Романом котрабасист играл несколько иначе. И дело тут не столько в том, что инструмент Романа — рояль, а не саксофон (хотя и это, безусловно, важно), сколько в том, что музыканты ещё не так хорошо знакомы друг с другом — сотрудничают они чуть больше года. Если Макфи и Дюваль, играя, скорее со-чувствуют, чем беседуют, то взаимодействие Дюваля со Столяром гораздо больше напоминает разговор. Здесь куда больше тонкой игры в вопрос и ответ, предложения темы и её развития — чего почти нет в Trio X. Интересно, что несмотря на большие акустические возможности фортепиано, Столяр и Дюваль — абсолютно равноправные партнеры в этом дуэте. Контрабас утверждает тугую фигуру, фортепиано отзывается всплесками похожих очертаний. Лёгкими шажками рояль устремляется вверх по лестнитце — по его следам, пропуская сразу по несколько ступенек, взбирается контрабас. Конечно, к этому не сводится «химия», существующая между Дювалем и Столяром. Как и всегда с хорошими музыкантами, всё гораздо сложнее и разнообразнее. Доминик и Роман устраивали совместные ритмические упражнения (несложный басовый рифф с девиациями и простукивание внутренностей рояля с акцентами в нижнем регистре клавиатуры); экспериментировали со стандартной блюзовой формой; в какой-то момент Роман и вовсе сменил фортепиано на цуг-флейту (большой свисток с поршнем и кулисой) и, расхаживая по сцене, сопровождал свою игру какой-то удивлённой глоссолалией.

Своего пика концерт достиг, когда Дюваль взял в руки смычок и, пальцами легко касаясь струн у самого основания грифа, стал играть близко к подставке. В результате его контрабас зазвучал почти как сопрано-саксофон Макфи накануне, когда тот исследовал его скрытые резонансные возможности. Это перевоплощение Столяр неожиданно сопроводил гулким ритмичным перезвоном фортепианно, «заряженного» монетками по 50 копеек (после концерта пианист поделился секретом: десятикопеечные монеты звучат еще лучше) и несложными басовыми фигурами в правой руке (по, видимому, на этих струнах монет не было). Ощутимый привкус гамелана и неочевидное сочетание звуков двух инструментов неожиданно напомнили о некотрых полётах Сан Ра и его космического оркестра. Дело, наверное, в ритуальной ритмичности перкуссионной игры с монетками в исполнении Столяра.

Иногда незапланированная случайность удивительным образом добавляет произведению глубины или удачно акцентирует какой-то его аспект. Если же художник работает с открытой формой, вероятность такого счастливого случая возрастает. В выступлении Столяра и Дюваля таких моментов было несколько. В самом начале концерта ребёнок, которого взял с собой кто-то из слушателей, как бы подражая отсутствующей трубе, пропел несколько нот — и они идеально попали в игру музыкантов. Потом в один из наиболее энергичных моментов выступления у Дюваля «поехал» бас, причем именно так, что звук скользящей по полу резиновой головки шипа и секундная пауза в игре Доминика точно легли в ритмический рисунок. Но самое красивое совпадение произошло во второй половине концерта: Столяр играл неторопливо, прозрачно, в лучших традициях лейбла ECM, когда за дверью слева от сцены кто-то включил воду. Вероятнее всего, кто-то из персонала клуба мыл посуду или был занят ещё каким-то сугубо бытовым процессом, но плеск воды оказался такой уместной краской, так выгодно оттенил игру музыкантов, что было ясное ощущение: вот именно так это место и должно звучать. И спасибо провидению, что посуды у неизвестного за дверью оказалось достаточно для того, чтобы магия этого момента длилась несколько минут. Я почему-то привык считать, что такие совпадения, когда всё сходится одно к одному, когда картина дописывает сама себя, — это признаки того, что в верном месте и в верное время происходит какое-то очень правильное действие. И, кажется, так оно и было.