Сергей Бондарьков Фото: Сергей Ратников |
Сопрано-саксофон заполняет зал, раскачивает на качелях интервалов, надрывает. Контрабасист, как будто играя в «Змеи и лестницы», забирается по грифу к высоким нотам, чтобы кубарем скатиться к самым низким — и снова начать восхождение. Щёточки носятся между тарелкой и хай-хэтом, как треск велосипедных спиц; редкие гулкие акценты в бочке и малом барабане.
Человек с саксофоном — в тёмных очках, чернее своей шляпы — Джо Макфи. Контрабасист и ударник — оба тоже скрыли глаза за очками — Доминик Дюваль и Джей Розен. На Розене небрежно заправленная в в джинсы свободная чёрная майка с большой красной буквой Х на груди. В ДОМе играет Trio X.
Конечно, вышеприведённое описание далеко от того, чтобы изобразить игру трио. Я буду рад, если мне повезло ухватить отдельный момент того вечера, короткий эпизод. Это описание даже не приближается к формуле игры Trio X. Потому что формулы, кажется, нет.
Дело в том, что в следующий за описанным момент, сопрано Макфи может взорваться хриплым воплем и пуститься в головокружительные пируэты такого эмоционального накала, что трудно не вспомнить о праведной ярости тенора Алберта Айлера. И напротив — Макфи запросто может начать играть «Brown Skin Girl» Гарри Белафонте, да так неожиданно мягко (немного в духе Сидни Беше), что в зале повеет щегольством пятидесятых. С другой стороны, всполне вероятно, что Джо пустится исследовать микромиры скрытых резонансов своего сопрано, истончая звук, одновременно обогащая его новыми красками, балансируя на невидимых гранях звукоизвлечения — тогда его фразы приобретают сумасшедшую внутреннюю динамику.
Или вместо всего этого Макфи может поменять саксофон на карманную трубу, которую сначала заставит шептать, прогревая своим дыханием, а потом, уже играя, начнёт петь в мундштук как будто обрывки какого-то блюза, и инструмент заговорит сразу несколькими переплетающимися голосами — эффект совсем уж нездешний.
Или, может быть, формула есть, но состоит она из одного большого Х в названии трио. И переменная эта, возведенная в степень свободной импровизацией, принадлежит более чем широкому множеству джазовой традиции. (И да простят меня уважаемые математики за эту профанацию.)
Джо Макфи — удивительно гибкий и разносторонний музыкант. Настолько, что его не так просто узнать на пластинке, если не знаешь, кто это играет. Да, есть вот это немного неровное звукоизвлечение и какая-то особая лиричность (и то и другое напоминает об Айлере, который имел большое влияние на Макфи; например, на теноре он стал играть именно под влиянием музыки Айлера — об этом сам музыкант, случается, говорит в интервью), но манера может варьироваться очень сильно. Да и не только манера: помимо трубы, тенор-, сопрано- и альт-саксофонов, Джо играет на флюгельгорне и вентильном тромбоне. При этом музыкант не любит, когда его называют мультиинструменталистом.
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа
Как он объяснил в интервью Roulette TV: «Инструмент только один — это я». А труба, саксофон и т.д. — это, мол, просто разные голоса. И, кажется, это действительно так: Макфи может играть на сопрано или на трубе, его инструмент может напевать и калипсо, и колтрейновскую «Naima», и монковскую «’Round Midnight», — но очевидно, что музыкант рассказывает какую-то исключительно свою историю.
В том же интервью, отвечая на вопрос о том, какие структуры или композиционные методы он использует во время импровизации, Макфи рассказал, что предпочитает не думать, когда играет, и что он восхищается детской способностью действовать непосредственно. Всю жизнь он изучает музыку и оттачивает свое мастерство именно для того, чтобы в определенный момент он мог вступить в «разговор» с другими музыкантами — и говорить при этом свободно. Так что то, что он делает в Trio X, — это попытка продолжения детства.
И это многое объясняет: например, то, почему Макфи и товарищи посвящают сюиту арбузу, который продюсер принес им на запись («The Watermelon Suite», CIMP, 1999), или то, почему в ответ на безразличие прессы к их первым концертам они назвались Trio X и выступают в чёрном и тёмных очках. Дело, кажется, в каком-то здоровом, весёлом ребячестве этих вообще-то взрослых людей, музыкантов-виртуозов. Только не стоит думать, что трио подходит к своей музыке несерьёзно — дети, как известно, играют серьёзней и искренней всех. И, наверное, именно поэтому, несмотря на всю свою сложность, музыка Trio X парадоксальным обазом остается понятной; поэтому музыканты не стесняются простых жестов (вроде той же «Brown Skin Girl»); поэтому выси, в которые они забираются, — это какие очень близкие, человеческие выси.
Тут, конечно, надо кое-что рассказать об игре Доминика Дюваля. Возможно, из-за того, что ближе к концу выступления он вдруг заиграл вступление к «Yesterdays» почти так же, как это сделал Пол Чемберс на альбоме «Bass on Top» (Blue Note, 1957), мне показалось, что они с Чемберсом принадлежат к одной породе музыкантов — музыкантов тонких, глубоко чувствующих, но сдержанных в проявлении чувств. (К этому же благородному семейству, как мне кажется, относится и Чарли Хэйден, о котором некоторые соло Дюваля тоже заставили вспомнить.) В игре Дюваля есть какая-то мягкость, которая бывает свойственна сильным людям. Доминик очень редко пускается в грувовые «прогулки» от одного тонального центра к другому — скорее это путешествие «куда глаза глядят», прерывающееся остановками задумчивых арпеджио. По большей части он создаёт напряжение особого рода, в котором существует голос Макфи. У Доминка и Джо тот уровень музыкального взаимопонимания, на котором уже нет нужды прибегать к «вопросу-ответу» — очевидным образом они близки только динамически, да ещё, играя смычком, Дюваль иногда подражает тембру сопрано. Все остальное находится скорее в области ощущений, а чувствуют музыканты друг друга идеально.
Джей Розен — определенно классный ударник, быстрый, техничный. На альбомах трио он довольно бережно относится к музыкальному пространству, часто оставляя Макфи и Дюваля играть дуэтом. Но, как мне показалось, на московском концерте у него что-то не задалось. Несмотря на то, что ударник почти не использовал бочку, предпочитая быстрые фразы по тарелке и хай-хэту с резкими акцентами по малому барабану, на фоне Макфи и Дюваля манера Розена почему-то показалась немного жестковатой и прямолинейной. Ему как будто не хватало пластичности и тонкости партнёров. Повторюсь, не совсем понятно, почему так получилось: на альбомах, как и на доступных в сети видео, Розен звучит разнообразнее и интереснее — неспроста, наверное, он является одним из наиболее частых соратников Дюваля. Так что вполне допускаю, что я это я не попал на волну Розена, а не он — на волну своих партнеров.
В заключении придётся сказать об одной неприятной вещи. Два или даже три раза за концерт соло Дюваля обрывались то слишком рано начавшимися аплодисментами и криками одобрения, то болтовней из-за столиков или у бара. В результате мы все лишились скольких-то минут красоты, да и музыканты, кажется, остались недовольны такими моментами. Давайте всё-таки уважать музыку, друг друга и, наконец, самих себя.
А концерт был прекрасный.