Часть 1: музыка продолжает звучать
Чрезвычайная стилистическая широта программы 50-го Molde Jazz Festival говорит не только о том, что его художественный руководитель Ян-Оле Утнэс отлично знает всю современную джазовую и импровизационную сцену как Европы, так и США. Она говорит и о том, что норвежской публикой эта широта востребована. Да, фестиваль всего примерно на треть зависит от продаж билетов (остальные две трети формируются за счёт государственной и региональной поддержки и за счёт коммерческого спонсорства). Но, если бы билеты на какие-то из мероприятий не продавались, вряд ли эти мероприятия оказывались бы в программе фестиваля. В этом плане фестивалю в Молде можно только позавидовать. Буквально месяц назад автору этих строк довелось быть на другом весьма интересном фестивале — в Бари, на юге Италии; там фестиваль практически совсем не зависел от продаж билетов, опираясь только на государственную подержку — и в результате на самых интересных концертах можно было видеть залы, заполненные едва ли на треть. В Молде всё по-иному: фестиваль умеет выстроить программу так, чтобы она была интересна публике; с другой стороны, фестиваль умеет заинтересовать публику своей программой. 50 лет истории? Отчасти. Компетентное руководство? Безусловно. Но наверняка есть и ещё какая-то чисто норвежская специфика, которую хотелось бы понять.
Да, понятно, что прицепить концерт трубача Матиаса Айка (см. первую часть репортажа) к концерту одной из самых популярных групп Норвегии, кабаре-рок-коллектива Kaizers Orchestra, означает привести на выступление быстро поднимающейся в норвежской «табели о рангах» группы несложного, красивого и отлично сыгранного фьюжн дополнительные пару тысяч молодых людей, которые, в ожидании своего любимчика — вокалиста Kaizers Orchestra по имени Януве «Шакален Кайзер» Уттесен (Janove Sjakalen Kaizer Ottesen) — с удовольствием «проглотят» и Айка, который, тем более, в своей звуковой эстетике не так уж и далёк от «Кайзеров» (единственной в Норвегии популярной рок-группы, которая играет не хэви-метал, а нечто вроде кабаре-рока — песни на норвежском языке, завязанные на манерный артистизм Шакален Кайзера, стилистически упакованные в обёртки широкого диапазона, от ска и рокстэди до хард-рока). Нужно отдать должное и «Кайзерам»: это качественно сыгранная и толково продуманная музыка, завёрнутая в хорошо проработанное шоу с использованием самых разных элементов, вплоть до цитат из шоу легендарной Blue Men Group — запомнился, например, момент, когда один из «Кайзеров» выходит на авансцену и грозно лупит в такт песне по установленному горизонтально железному листу, с которого эффектно взлетают тучи подсвеченных брызг. Это хорошо гармонировало с окружающей средой: дождь, поливавший привычную к северной погодке норвежскую публику до того момента, внезапно превратился в стоящий стеной оглушительный ливень, так что на несколько секунд эффектно взлетающими тучами подсвеченных брызг обзавелась, издав единомоментный дружный досадливо-весёлый вой, вся многотысячная аудитория, и это было очень сильное впечатление! Правда, тут придётся поверить мне на слово — вытаскивать из кофра камеру под таким дождём ваш корреспондент не решился.
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа, много фото, ВИДЕО!
Но вот каким образом зал Kulturhuset парой часов позже оказывается набит битком на выступлении норвежского женского ансамбля импровизационной музыки SPUNK (читается «Спюнк») и их специальной гостьи — радикальной и бескомпромиссной французской импров-контрабасистки Жоэль Леандр?
Конечно, кого-то могла привести на концерт и действительно непростая репутация Леандр. Радикальная феминистка, регулярно выступающая с коллективами, в названиях которых декларируется их сугубо женская и/или феминистическая сущность, она в то же время — один из самых продвинутых свободных импровизаторов на контрабасе и одновременно — признанная исполнительница современной академической музыки: 35 лет назад она играла в ансамбле Пьера Булеза, работала с Джоном Кейджем, а Джачинто Шелси написал специально для неё ряд сочинений. Среди её партнёров в области «импров» (современной импровизационной музыки, стилистически происходящей вовсе не обязательно от джаза) — Мэрилин Криспелл, Дерек Бэйли, Фред Фрит, Сильви Курвуазье и даже сам Джон Зорн, а её радикально феминистическое трио с Ирен Швайцер и Мэгги Николс, под провокационным названием Les Diaboliques, на рубеже веков записывало весьма непростые работы. Знаменитое скандальное выступление Леандр с проектом Quartet Noir на фестивале в Лиссабоне в 2007 г. уже вошло в число апокрифов современной импров-сцены (см. репортаж «Джаз.Ру»). Может, люди хотели посмотреть на знаменитую радикальную даму с контрабасом?
Может, и так. Впрочем, когда Жоэль на время удалилась со сцены, оставив на ней только «Спюнк» (Кристин Андерсен — труба, Лене Гренагер — виолончель, Майя Сульвейг Хьелструп Ратхье — вокал и электроника, Хильд Софие Тафьорд — валторна), публика с интересом слушала чириканье, завывание и курлыканье, издаваемое норвежскими дамами, и принимала их не менее горячо, чем радикальную француженку.
В этом ансамбле интересна даже не столько музыка, которой, в общепринятом смысле, здесь в общем-то немного. Бесконечный, причудливо изменяющийся, прерывистый и нервно трепещущий поток создаваемых ими звуков прежде всего интересен тонкой интеракцией между участницами, точнейшим взамодействием даже не «по руке» и не всегда «по взгляду», но буквально по полувзглядам, по ощущению, по чувству времени и меры, которое, надо признать, практически им не изменяет.
Экспрессивная, экспансивная, непрестанно лицедействующая Леандр весьма удачно вписалась в этот коллектив, своим грубоватым музыкантским юмором несколько «заземлив» исключительную серьёзность северных барышень. Когда она на время осталась на сцене одна, её тоже приняли по-северному тепло, хотя и она как таковых нот в конвенционном смысле практически не играла. Смычком она добывает из инструмента сплошные обертона, и выявление в потоке этих обертонов конвенционно извлечёного тона становится целым событием. Жоэль активно пользуется и другими звуковыми средствами: покрикивает, стонет, напевает. Временами неясно, использует ли она академическое, общепринятое звукоизвлечение вообще (хотя, конечно, она его использует — только не всегда ощущает в нём необходимость). Её соло — целый спектакль на тему непростых взаимоотношений с контрабасом. Она тянет его, дёргает, шлёпает, в гневе пинает (с виду грозно, но на самом деле едва прикасаясь), ворчит на него, сердито бормочет, артистично имитирует драматический речитатив — конечно, без слов, как до этого играла соло без нот. Точно так же ведут дело и SPUNK: инициатива в импровизационно формирующемся потоке звуков постоянно перебрасывается от контрабаса к виолончели, от электроники к валторне и трубе, и они тоже часто играют не тон, а шёпоты, хрипы, вздохи, образуя не нотную ткань, а своеобразное музыкальное трепетание атмосферы.
ВИДЕО: SPUNK and Joëlle Léandre live in Molde
[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=p-GnZ0CXarg]
Как разительно преобразилось то же помещение к 11 вечера, когда в нём выступал норвежский коллектив Kenneth Kapstad Group! Во-первых, пропали куда-то ряды стульев — как на рок-концерте, зал Kulturhuset представлял собой пустую голую площадку, забитую уже не средневозрастной респектабельной публикой, а радикальной молодёжью от 18 до 25. Это и неудивительно: публику ждал очередной экскурс в область пересечения импровизационной музыки и рока.
Барабанщик Кеннет Капстад — персонаж на норвежской сцене известный: выпускник Трондхеймской консерватории по джазовому направлению, он постепенно «склонился на тёмную сторону Силы» и стал играть хэви-метал. Кеннет — участник групп Motorpsycho (прог-метал), Animal Alpha (члены которой сами именуют свой стиль groovy hard rock), Goat the Head (бескомпромиссный death metal) и дуэта Monolithic, в котором он играет сокрушительно радикальный рок-импров вместе с гитаристом Стианом Вестерхусом. В своём новом проекте он пытается объединить своё образование и свои склонности — то есть вернуться к импровизационной музыке, не бросая тяжесть и громкость звучания. Получилась громкая и качественная музыка на грани фьюжн и прог-рока, причём почти весь фьюжн-элемент исходит в основном от электроскрипача по имени Ола Квернберг, тогда как гитарист Эвен Хермансен, клавишник Эрлен Слеттеволль и бас-гитарист Трон Фрёнес упорно и мастеровито держат сторону рок-звучания, и делают это со всей серьёзностью и убедительностью, свойственной норвежскому рок-движению.
Что до Кеннта Капстада, то он играет весьма раскованно и живо, изрядно напоминая классических барабанщиков раннего джаз-рока (от Тони Уильямса с Lifetime до Билли Кобэма с Mahavishnu Orchestra), но общий вектор склоняется в сторону именно «Оркестра Махавишну» благодаря звучанию электроскрипки — всё время кажется, что это Джерри Гудман, и что ансамбль вот-вот грянет «Жар-птиц». Но нет, на дворе не 1972, а 2011 год, и, к чести норвежского коллектива, звучала музыка хотя и укоренённая в находках прошлых десятилетий (а кто в них сейчас, в эпоху постмодерна, не укоренён?), но весьма современная по манере аранжировки, специфике игры и сокрушительно современной динамике. Да-с, опять таки громкость, дамы и господа! И опять стереомикрофон камеры с этой громкостью не справляется — звуковое давление из порталов напрочь запирает его.
ВИДЕО: Kenneth Kapstad Group live in Molde
[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=qDG_Mw87J8E]
Я не зря помянул здесь Махавишну и его оркестр. Дело в том, что исторический Махавишну, то есть первопроходец джаз-рока гитарист Джон Маклоклин (чью фамилию в США и России охотнее произносят как Маклафлин), не просто жив и здоров: хотя ему сейчас уже 69, он находится в великолепной творческой форме и до сих пор может дать на сцене такого жару, что более молодым коллегам остаётся только преклонить колена и грустно воскурить бамбук. Именно такого жару он и дал в Молде на сцене битком набитого 900-местного Bjørnsonhuset.
Вот уже пять лет он гастролирует с различными версиями своего нынешнего коллектива John McLaughlin & The Fourth Dimension, в котором на сегодняшний момент присутствует индийский барабанщик Ранджит Барот (с которым он записывался на альбоме 2008 г. «Floating Point»), прославленный французский (родом из Камеруна) электробасист Этьен М’Баппе (он записан на новейшем альбоме Маклафлина, вышедшем в прошлом году «To The One») и универсальный британец Гэри Хазбанд, который играет в «Четвёртом измерении» и на клавишных инструментах, и на второй ударной установке, между которыми он время от времени весьма ловко перебегает (с ним Маклафлин записывался и на самой новой пластинке, и на первом альбоме нового направления — «Industrial Zen», 2006).
Именно на материале этих трёх самых свежих альбомов Джон Маклафлин и построил свою программу — не без исключений (например, вторым номером был сыгран «The Unknown Dissident» из альбома 1979 года «Electric Dreams», эпохи состава The One Truth Band), но стилистически весьма единообразно: с самого начала в программе звучал почти исключительно плотный жёсткий джаз-рок. «Sorry purists, we got to jazz rock!», ехидно воскликнул Джон, объявляя тему Гэри Хазбанда, в которой Этьен М’Баппе, уже представленный обильным соло в головоломной пьесе «Recovery» с самого нового альбома, впервые за концерт заиграл не обычной пальцевой техникой, а слэпом (нужно ли мне, как и всем, кто пишет об этом примечательном музыканте, упомянуть, что он играет в чрезвычайно стильно выглядящих чёрных шелковых перчатках — но не просто потому, что он пижон, а потому, что у него сильно потеют ладони и он таким образом защищает струны от быстрой потери звонкости?).
Маклафлин подобрал группу себе под стать. Каждый из них виртуоз, у каждого своя долгая музыкальная история. Так, Хазбанд играл во множестве весьма популярных поп-и рок-групп, от Level 42 до Pet Shop Boys, но прославился благодаря работе с гитаристом Аланом Холдсуортом, легендарным басистом Джеком Брюсом и… звездой блюз-рока Гэри Муром; Ранджит Барот — конечно, славный барабанщик, но в основном известен в Индии как один из лучших кинокомпозиторов (и певцов!) Болливуда; а М’Баппе выступал с такими разными звёздами, как клавишник Джо Завинул, электроскрипач Жан-Люк Понти и гитарист Нгуен Ле. Но, как и в случае со многими другими гигантами джаза, одно только появление на сцене Джона Маклафлина сразу даёт понять, кто тут главный.
И дело не в одной только харизме. Маклафлин не только легенда: он по сей день умеет и может быть сногсшибательно виртуозным, производить колоссальное количество нот на единицу времени, причём извлекая каждую отдельную ноту ударом медиатора, без обманных ходов — и всё же не это главное в его игре. Каждая его нота — не продукт техники, а элемент музыки. И эта музыка пригодна для восприятия на самых разных уровнях. Всё, что он играет, наполнено музыкальным смыслом, который можно анализировать, а можно просто поглощать — и радоваться.
(прошу с пониманием отнестись к тому, что выступление Маклафлина нельзя было снимать на видео совсем: нельзя — значит нельзя)
На обратном пути из Молде автору этих строк довелось немного пообщаться с великим гитаристом на пересадке в аэропорту Осло: Маклафлин и его группа дальше летели в Милан, я — в Москву, а переходы из терминала в терминал в Осло длинные. Джон порадовался горячему приёму, который ему оказала норвежская публика. «Так приятно возвращаться! — лукаво усмехнулся музыкант. — Я ведь в Молде был не впервые: предыдущий раз я играл тут… тридцать пять лет назад!»
Финальным музыкальным переживанием в Молде для вашего корреспондента стал ночной концерт в камерном «Форуме», где в уникальном трио сошлись мощные действующие лица импров-сцены — ведущий норвежский импров-барабанщик Пол Нильссен-Лов, его американский коллега Тайшоун Сори и знаменитый шведский импровизирующий трубач Магнус Бру.
Первое впечатление: музыканты сразу же обрушили на слушателей абсолютный экстремум звукоизвлечения — под… радостный хохот публики. Представьте себе уровень громкости, развиваемый двумя одновременно работающими ударными установками, персонал которых составляют не какие-нибудь хилые любители, а один из техничнейших барабанщиков европейского боевого авангарда, игравший с такими нетихими бойцами, как Матс Густафсон и Кен Вандермарк, и заморский человек-гора, стараниями которого от установки быстро стали отваливаться палки, стойки, тарелки и отдельные барабаны. И невозмутимый Магнус Бру между двумя установками, с лёгкостью покрывающий грохот слева и справа звуком своей трубы. Наверное, примерно так звучала фронтальная атака войск Ганнибала, когда боевые слоны обрушивались на римское войско.
А публика смеётся. Публика воспринимает это светопреставление как забавную звуковую клоунаду.
Ну, положим, со стороны по крайней мере одного участника трио — американца Сори — это и есть клоунада, цирк. Тайшоун раскидывает по полу гору барабанных палочек и валит тарелки не потому, что этого требует музыка, а потому, что этого требует шоу. Публика пришла получить экстремальные переживания — и она их получит: поскидывав с установки всё, что могло от неё отделиться без применения динамита или гаечного ключа, разбросав в радиусе трёх метров тарелки и палки, Тайшоун гулко играет по пластикам пальцами… хватает микрофон… неужто запоёт? Нет: начинает играть микрофоном по пластикам барабанов! (В порталах — пугающий гул и рёв). Шоу так шоу. Хотели шоу? Нате вам шоу. И это при том, что два скандинавских участника трио крайне серьёзны. Пола Нильссена-Лов вообще практически не видно за установкой, он буквально ныряет в неё, тащит, волочит за собой формирование и развитие звуковой ткани, тогда как Сори беспрерывно подхватывает за ним идеи и разворачивает их в понятные широкой публике элементы театра-хэппенинга.
Впечатляющие эпизоды одновременно разворачивающихся на двух ударных установках сложных ритмов перемежаются редкими гулкими ударами, шорохом, странными манипуляциями Тайшоуна с различными объектами, сосредоточенной работой Пола с причудливо поющими при изгибе или нажиме бронзовыми гонгами. Труба визжит. Поёт, вскрикивает, шепчет. Тут всё одновременно: и драматургия, и динамика, и эмоции, и серьёзность, и юмор, и напор, и медитация, и крайние значения музыкального давления, и изящные тонкие нюансы — в общем, целая энциклопедия свободной импровизации (не только музыкальной: это действо — театральное не в меньшей степени!), изложенная весьма ограниченными средствами трубы и двух ударных установок. На видео удалось запечатлеть относительно мирный эпизод этого импров-радения, период его, так сказать, драматургического спада. Хотите представить себе начальный и конечный эпизоды — смело умножайте в уме интенсивность происходящего на четыре!
ВИДЕО: Paal Nilssen-Love, Magnus Broo, Tyshawn Sorey live in Molde[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=fGpjvRjBbAc]
Ранним утром меня ждал самолёт. В Молде ещё продолжался фестиваль. Мне известно, что — см. вступление к первой части репортажа — Molde Jazz Festival завершился достойно: жизнеутверждающим продолжением музыки в знак того, что психопату-террористу не удалось победить и заставить музыку замолчать; почтением к памяти тех, кто погиб, и надеждой на то, что через год фестиваль состоится в 51-й раз и снова предложит норвежской публике самую широкую панораму того, что происходит сейчас во всех ветвях импровизационной музыки. Хорошо бы, чтоб так оно и случилось.
Автор выражает глубокую признательность за возможность поездки на фестиваль Королевскому посольству Норвегии в Москве и лично Анье Сало и Татьяне Феодоритовой, а также главе пресс-службы фестивале Хеге Гагнат