Михаил Кулль. Ступени восхождения

Другие книги о джазе на «Джаз.Ру»

От редакции. «Джаз.Ру» с удовольствием представляет книгу известного московского джазового пианиста Михаила Кулля «Ступени восхождения». Впервые она появилась на виртуальных страницах российского джазового портала в 2007 г., а в 2009 была издана на бумаге российско-израильским издательством «Книга-Сэфер» (ISBN: 978-965-7288-34-4).  Тогда же главный редактор «Джаз.Ру» Кирилл Мошков написал для книги небольшое предисловие, фрагмент которого открывает теперь и онлайн-версию «Ступеней»:

Обложка Ступени восхождения«…Почему идея оказаться в недавнем прошлом так мучительно притягательна для авторов, скажем, современной научной фантастики? Наверное, потому, что в недавнем прошлом лежат зримые и легко узнаваемые корни настоящего. И ещё — не в последнюю очередь — потому, что мы застали остатки этого прошлого. Оно было настоящим для наших родителей, мы в детстве ещё видели зримые, материальные приметы этого времени, жили среди них, видели их и часто даже трогали. Поэтому нам нетрудно восстановить материальную среду, звуки, запахи того времени. А среду, так сказать, интеллектуальную — обстоятельства, идеи, особенности разговоров и мыслей — нам помогает восстановить литература, причём как художественная, так и документальная (та, что в последние годы называется английским выражением «непридуманное», non-fiction).
Книга Михаила Кулля «Ступени восхождения» — как раз одно из таких пособий по путешествиям в недавнее прошлое. Для меня она имеет особую привлекательность ещё и потому, какой именно срез жизни недавнего прошлого она затрагивает. Михаил Кулль — джазовый пианист. Мне, при генеральном секретаре Черненко игравшему в «подпольной рок-группе», совсем не сложно понять (и даже отчасти ощутить), что значило при генеральном секретаре Брежневе (или даже при первом секретаре Хрущёве) играть в джазовом «составе». У нас в 80-е ещё имели хождение те же самые словечки и выражения, что употреблялись в околоджазовых кругах 60-х. Поэтому я по этой книге не только изучаю прошлое отечественного джазового движения (что для меня очень важно, потому что по работе — я издаю и редактирую журнал о джазе — мне нужно понимать и знать корни нашего джазового настоящего), я ещё и чувствую с персонажами повествования Кулля некое внутреннее единство.
Но книга Кулля — не только «путеводитель по прошлому». Обстоятельства советской «джазовой истории» в ней — это обстоятельства жизни людей, вовлечённых в эту историю, и прежде всего — самого автора. Книге повезло не стать протоколом с перечислением концертов и их участников: она — документ человеческого роста, что и отражает её название. Автор во вступительных строках ограничивает это «восхождение» подъёмом со ступеньки на ступеньку своего участия в джазовой жизни, но, конечно, книга оказывается куда более обширным документом своего времени, потому что мало-мальски внимательному читателю куда больше, чем перечисления участников какого-нибудь (пусть даже очень значимого для автора!) концерта скажут о времени (и об авторе!) бесценные детали, приметы этого самого времени, каким бы оно ни было. Автор едет играть «летние халтуры» в курортных ресторанах — но у автора есть ещё и «основное место работы» (американские джазмены сказали бы day job, дневная работа), и, когда автор возвращается в Москву после месяца джазовых «халтур» с отросшей модной джазовой бородкой, строгая служба безопасности секретного «режимного» заведения, где он работает, велит ему либо сбрить бороду, либо… Молодой читатель, вскормлённый россказнями об ужасах советского режима, на этом месте наверняка ждёт продолжения рассказа уже из кошмарных подвалов Лубянки… но реальность оказывается куда изящнее: автор всего-навсего делает новую фотографию на пропуск.
Куллю удалось вписать личную историю в социальный контекст — и это не так чтобы уж невидаль, это удаётся многим авторам non-fiction; но гораздо важнее, что и личную историю, и её общественный контекст ему удалось вписать ещё и в контекст музыки, её живой истории, которая, как ни крути, состоит не только (и даже не столько) из истории, скажем, эволюции гармонического языка или импровизационной идиоматики, но и из совокупности историй тех людей, которые эту эволюцию осуществляли на практике. Вот в этом отношении «Ступени восхождения» — документ очень большой ценности.»

Кирилл МошковГлавный редактор журнала
и
интернет-портала «Джаз.Ру»
Кирилл Мошков


Михаил КулльОт автора. То, что значительная часть моей жизни была связана с джазом и посвящена ему, – факт неоспоримый. То, что я не имею никакого систематического профессионального музыкального образования – тоже факт, хотя и печальный. То, что при этом мне удалось подняться на некий уровень известности в узких кругах почитателей джаза, – и это факт, несомненно тешащий мое самолюбие. А еще приятнее, что в богатой событиями и людьми истории советского джаза есть и мой маленький уголок, в который я, как мышка в норушку, тащу всякого рода воспоминания о том, что было, и о том, как это было.
Случайно натыкаясь в Интернете, газетах, журналах на публикации, связанные с джазом, убеждаюсь, что истинная история существует лишь тогда, когда она записана, зафиксирована современниками или участниками событий, задокументирована и вошла в анналы. Очень часто все остальное – это домыслы, слухи, легенды, сплетни, а порой – просто искажение фактов, этих атомов истории. Поэтому, начав последнее время вспоминать о прожитом и пережитом и находясь в том, непионерском, возрасте, когда уже пора «подбивать бабки», решился собрать воедино то немногое, что еще не совсем выветрилось из головы. А вдруг воскрешенные имена и пережитые события моего достаточно типичного восхождения к джазу кого-то заинтересуют или чуть прояснят картину более чем пятидесятилетней давности? К тому же в истории того самого советского джаза есть небольшой период, которому в исследованиях не придается серьезного значения, – почти десятилетие от конца 40-х до середины 50-х годов прошлого века. Мне он кажется если не историческим, то, по крайней мере, весьма интересным. Воспоминания о джазе этого периода, о джазе моей юности первоначально не должны были превышать размера журнальной статьи. Но совершенно неожиданно они оказались поводом и затравкой для пространных заметок и удержать себя в рамках статьи оказалось свыше моих сил. Они разрослись до непредвиденных размеров, и в том нет моей вины. Согласно Козьме Пруткову, есть три дела, однажды начав которые, трудно закончить: вкушать хорошую пищу, беседовать с возвратившимся из похода другом, чесать, где чешется. К их числу я отнесу и четвертое: писать, когда пишется.

Всё, как известно, начинается с детства. Поэтому с него и начну, издалека, с первого знакомства с черно-белыми клавишами и постепенного приобщения к джазу. И в полном соответствии со своими нынешними физическими возможностями буду, не спеша, продвигаться по тропинкам и ступеням моего восхождения. Естественно, о подъёме даже на Казбек речи быть не может, это лишь скромное путешествие на мою горку местного значения.

Дальнейшее повествование хочу предварить некоторыми оговорками. Речь будет идти о Москве и джазовой жизни в ней. Что было в Ленинграде и других крупных городах Союза, а тем более в Прибалтике, мне достоверно неизвестно, точнее, известно лишь с чьих-либо рассказов или публикаций, а тому, что творилось в Златоглавой, я был живым свидетелем, а порой и участником. Участие это было неразрывно связано с многолетней судьбой двух хорошо известных в Москве – и не только в ней – ансамблей: Диксиленда Грачева и «Нового московского джаз-бэнда» Александра Банных. Пользуясь избитой формулой, я даже осмелился бы назвать первую, следующую за предысторией и бóльшую часть воспоминаний «Grachev Dixieland Story», а вторую – «NMJB Story», хотя очевидно, что этими «историями» содержание записок не исчерпывается.

В тексте неизбежно упоминание множества имен, могут встречаться некоторые специфические наименования, сокращения и даже жаргонные выражения. Без дополнительных комментариев и развернутых пояснений всё это может быть знакомо и понятно лишь тем, кто хоть в малейшей мере соприкасался с джазовым пластом московской жизни второй половины двадцатого века. Там, где это не отвлекает от основной линии повествования и мне кажется необходимым, постараюсь давать минимум разъяснений. В крайнем случае читателю предлагается не останавливаться на череде упоминаемых порой имен и фамилий, ничего ему не говорящих, но исполненных для меня глубокого смысла и приятных воспоминаний. Даже многих имен, уже ставших историей, и не упомянуть которые я просто не имел права. Понятно, что заняться подробной расшифровкой всего, что может оказаться неясным неискушенному, или приводить хотя бы краткие биографические данные всех упоминаемых, – это значит обречь себя и возможного читателя на множество дополнительных страниц, за которыми наверняка потеряется идея сих записок. А она предельно проста: проследить, прежде всего – мне самому, свой пятидесятилетний путь приобщения к джазу и общения с джазом.

Начать чтение