Вернуться к оглавлению книги
Другие книги о джазе
Езжу чуть ли не к девяти утра в ресторан «Белград», чтобы репетировать в зале, на сцене, до начала работы, (открытие ресторана в 11 часов). Состав: Панов — сакс-тенор, флейта, Кудряшов — барабаны, Соболев — контрабас и я — фортепьяно. Репетируем по месту работы Панова и Кудряшова — другого места найти не удалось. Наша музыка явно нервирует снуюших по залу официантов (им нравится что-то более душевное), но что делать: Господь терпел и нам велел! Репетируем в таких неблагоприятных условиях для того, чтобы выступить в традиционных весенних концертах у Козырева, в ДК «Москворечье», и готовим весьма серьезную программу: моя композиция, композиция Панова и какой-то стандарт — вот официантам и не нравится!
Готовимся уже целый месяц или больше… и вот долгожданный день настает. Но одно существенное «но»: Соболев и Кудряшов одновременно репетировали еще в другом ансамбле, с альт саксофонистом Цуриченко, и должны были выступать с ним в концерте в тот же вечер. Нагрузка для исполнителя большая и, как известно, артисты борются с этим старым проверенным способом. Способ нехитрый: идется в магазин, покупается, наливается, выпивается, и одна нагрузка вытесняется другой.
Собрались все заблаговременно, чтобы репетнуть напоследок. Нашему ансамблю выделена комната по соседству с комнатой, где разместился квартет Цуриченко, и Соболев с Кудряшовым как два Фигаро, мелькают то здесь, то там. Вскоре это мельканье, заменившее собой нормальную репетицию, стало приобретать какой-то странный характер — мелькающие все более и более пьянели …
Я в то время был в завязке, Панов практически непьющий, а вот Толя с Мишей были очень неустойчивы по этой части. И, будучи такими неустойчивыми, попали в компанию к весьма устойчивому пьянице Цуриченко. Как и положено, они «приняли» перед выходом на сцену изрядно, отыграли ‘нормально и после выступления еще добавили, и к моменту нашего с Пановым выхода на сцену, Соболев уже еле держался на ногах, и даже его бдительная и вездесущая мама, бывшая партизанка, не уследила. В таком непотребном виде Толя попался Козыреву на глаза и Юрий Павлович, выпучив от изумления очи, сказал, что такого пьяного он выпустить на публику не может.
Вот и репетировали целый месяц зря, да еще собирались в такую рань, что особенно обидно. Никакие уговоры не помогли, Козырев остался непреклонен. И какие тут уговоры — играть Толя был не в состоянии. Не в состоянии он был и самостоятельно добраться до дому, что констатировала, выросшая, как из под земли, мама, и, обратившаяся ко мне с просьбой, как к старому другу, помочь довезти Толю, т.к. ее он почему-то гонит прочь. Тут я стал свидетелем этих гонений.
— Уйди, б…, убью! — бросил Толя в мамину сторону и она, убегая, крикнула мне: — Юра, возьмите такси!
Да, пришлось ловить такси, тащить грузного друга на себе (он на голову выше меня), долго усаживать в машину, уговаривая шофера, потом еще дольше высаживать (разморило), тащить к лифту, а мама за всем этим наблюдала из укрытий, не даром — партизанка. Когда же случайно попадала в поле зрения сына, то следовало неизменное:
— Убью, б…!
Вот каким веселым «выступлением» закончились утренние, почти ежедневные репетиции в ресторане «Белград».
Мораль: — Старайтесь репетировать вечером!
