Контрабас+контрабас: поиски взаимопонимания в ДОМе

0
Анна Филипьева,
редактор «Джаз.Ру»
фото: Кирилл Мошков

25 марта в Культурном центре ДОМ прошёл концерт японского контрабасиста Дзюна Кавасаки в содружестве с его российским коллегой Владимиром Волковым, танцовщицей Алиной Михайловой и молодым трубачом Антоном Силаевым

Концерт вышел неоднозначным. Имели место как действительно мощные эпизоды, так и довольно слабые. 

Кавасаки и Волков
Кавасаки Дзюн и Владимир Волков
Kawasaki Jun
Кавасаки

Самое яркое впечатление, пожалуй, произвёл дуэт контрабасистов. В ходе концерта было два таких продолжительных фрагмента — по одному в каждом отделении. И в обоих случаях процесс взаимодействия Владимира Волкова и Кавасаки Дзюна производил потрясающее впечатление. С одной стороны, привыкший к работе в театре — а значит, и к выходящим за грани традиционной музыки взаимодействиям — Кавасаки Дзюн с большим энтузиазмом подхватывал идеи, подбрасываемые ему Волковым. С другой стороны, Владимир Волков, который, пожалуй, способен держать зал даже исполнением гаммы до-мажор, на эти идеи, как всегда, не скупился. Очень сильный дуэтный фрагмент — взвизгивающие наподобие свиста хлыста контрабасовые глиссандо в верхнем регистре, а затем — нежный дуэт с лирической протяжной темой Волкова и темброво напоминающим арфу арпеджированным аккомпанементом пиццикато на укороченных струнах у Кавасаки. Дальше — нахальный разнузданный марш двух контрабасов, который сменила натуральная контрабасовая перестрелка… а потом вдруг запорхали прозрачные бабочки, превратившиеся в подобие сицилийского танго, если такое возможно.
ДАЛЕЕ: много картинок, кошачий наполнитель, иероглифы, тень Курёхина и «комюникэйсен»

Во втором продолжительном дуэтном эпизоде Волков и вовсе взял всю инициативу в свои руки, и гостю оставалось только ловить и придавать форму их совместному потоку сознания. Впрочем, музыкальная ткань выстраивалась у них настолько ловко и логично, что, в общем-то, сложно с уверенностью сказать, было ли всё это спонтанной импровизацией от начала и до конца.

Кавасаки, Волков, Орлова
Кавасаки, Волков, Алина Михайлова

С другой стороны, взаимодействие контрабасистов с танцовщицей Алиной Михайловой складывалось не так гладко. Автор этих строк ничего не смыслит в современном танце, и её наблюдения по этому вопросу не претендуют на сколько-нибудь профессиональный подход, но похоже, что в первом отделении, посвящённом спонтанным взаимодействиям, что-то не заладилось. То ли контрабасисты переосторожничали и напустили многовато лирики, а танцовщица рассчитывала на что-то более резкое и не успела своевременно откорректировать свою модель сценического движения, напоминающую смесь пантомимы с брейк-дансом. А может, просто не сошлись характерами. Трудно сказать. Но органичного целого не получилось. Действующие лица подолгу смотрели друг на друга в ожидании чего-то, и, не дождавшись, сами приступали к активным действиям — не всегда согласованно. В конечном итоге, как ни странно это звучит, самым органичным в плане совмещения движения и музыки вышел эпизод, когда танцовщица удалилась вглубь сцены и легла там спать. Только не нужно искать в этом предложении издёвку. Это был действительно органичный эпизод.

Кавасаки, Волков, Алина Орлова
Кавасаки, Волков, Алина Михайлова

Второе отделение большей частью представляло собой театрализованную пьесу Кавасаки Дзюна, посвящённую проблемам коммуникаций и их решению посредством глобальной сети и международным процессам. По ходу действия его участники занимались какими-то им одним понятными делами, время от времени входя во взаимодействие с партнёрами, но не находя у них понимания. Правда, в данном случае такова была идея автора. Мощно пахло перформансами 80-х годов прошлого века. Над горизонтом туманно вставала тень Сергея Курёхина (метафизическая, разумеется). Кавасаки осуществлял какой-то творческий поиск посредством контрабаса. Одетая в подобие японской рабочей одежды Алина Михайлова деловито колдовала над кастрюльками, тазиками и ведром с гранулированным наполнителем для кошачьего туалета. Волков раскладывал по сцене в одной ему известной последовательности листки бумаги с закорючками, частично представляющими собой японские иероглифы, а частично — кажется, просто набор похожих на иероглифы картинок (или он поворачивал их к зрителю не всегда правильной стороной?). Время от времени он выхватывал из кипы бумаг одну и предлагал её кому-то из персонажей, которые либо никак не реагировали на его порыв, либо истолковывали его превратно — как, например, персонаж Алины, который в ответ на стал заворачивать в предложенные Волковым бумаги с хитрыми надписями свой кошачий наполнитель.

Фрагмент пьесы
Фрагмент пьесы

Параллельно с этим Антон Силаев играл время от времени на трубе, а электроника воспроизводила фонограммы с записью минималистических стихов и обрывков прозаических текстов на японском и русском языках, причём русские тексты явно читали японцы, с русским языком не знакомые вовсе (как сказал после представления Кавасаки-сан, это было специально так задумано — как ещё один символ коммуникационных барьеров; вообще говоря, барьер ощущался слабо — японскую речь автора было несложно понимать и без переводчика, так как в ней доминировали общепонятные слова «комюникэйсэн» и «контарабасу»).

Фрагмент пьесы
Фрагмент пьесы

В финале пьесы большинство персонажей всё-таки пришли к консенсусу. Проявилось это в том, что Алина стала читать глянцевый женский журнал, а Владимир Волков принёс метёлку, стал подметать разбросанный Алиной наполнитель и в завершение довольно-таки слышно произнёс: «Наверное, надо заканчивать уже? Насорили тут…»

Это был только финал пьесы, но не финал концерта. В завершение всего музыканты исполнили ещё одну композицию, ставшую ещё одним поводом понаблюдать за интересным взаимодействием между двумя контрабасистами, к которым присоединился трубач Антон Силаев.

реклама на джаз.ру

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, напишите комментарий!
Пожалуйста, укажите своё имя

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.