Вернуться к оглавлению книги
Другие книги о джазе
Любил я ходить в нотный магазин на Неглинке и просматривать витрины в надежде — не появились ли какие джазовые ноты? Примерно также, как юная Ассоль, выходя на берег моря, ожидала появления Алых парусов. Но паруса, как и джазовые ноты, практически не появлялись на «горизонте», а если и выходило из печати что-то в этом жанре, то весьма сомнительного качества.
И решил я тогда сам предложить нечто для печати. Написал композицию для трио (ф-но, к-бас, ударные) «Осеннее настроение» и понес ее в издательство «Советский композитор», находившееся тогда еще, в 60-е годы, на Софийской набережной. Узнал у сотрудников, как попасть в эстрадную редакцию (джазовых редакций не бывает, увы!) — мне показали. Встретил меня солидный, вежливый дядечка. Я представился: не с улицы, мол, а учился там-то и там-то, у того-то и того-то. Сыграл свое произведение. Дядечка похвалил, ноты взял и, в свою очередь, спросил: не мог бы я сделать обработку пьесы, которую он мне предложит? Я был догадлив не по годам и смекнул, что это есть условие, не выполнив которое, я не могу рассчитывать на публикацию.
Условие я выполнил и публикация состоялась. Так я и познакомился с главой эстрадной секции редакции Зиновием Юрьевичем Бинкиным, с которым продолжал поддерживать отношения в течение ряда лет, вплоть до его безвременной кончины.
Я обрабатывал не мало его рукописей, делая из них клавиры и партитуры. Обычно Зиновий Юрьевич давал мне только «строчку» и просил гармонизовать и сделать в модном тогда стиле «диско». Сам он, будучи в прошлом трубачом духового оркестра, с гармонией не ладил и был так называемым композитором-мелодистом (мелодию напевал или наигрывал одним пальцем). Приходилось обычно ломать голову, чтобы из пошлого мотивчика в стиле довоенного танго сделать нечто удобоваримое. Но безвыходных положений не бывает — поднатуживался и делал из черного белое. Заказчику нравилось — он и предположить не мог, что такое возможно — меня же чаще всего коробило…
Часто по радио приходилось слышать пьесу Бинкина «Березовая роща», которую обрабатывал и инструментовал я, а играл оркестр Силантьева. Эта пьеса попала и на авторскую пластинку Зиновия Юрьевича. Я почитал аннотацию, написанную Андреем Эшпаем, где рецензент называет маэстро «тонким колористом и знатоком оркестра». «Знаток» же всегда поручал создание колорита другим, и мне в их числе.
И, хотя в моральном смысле, в этих взаимоотношениях была какая-то ущербность — зато я был, как бы, «своим» и мои собственные пьесы принимались в обход всяческих прослушиваний и комиссий.
Были и забавные случаи. Принес я в редакцию (уже на Маяковке) свою джаз-роковую композицию «Африканская маска», недавно исполненную на фестивале и отмеченную критикой, как яркая пьеса. Сыграл — музыка возражений не вызвала, но вот название показалось почему-то сомнительным.
— Что же в этом антисоветского, — спросил я, поняв, куда ветер дует.
— Ну, знаете, негры могут обидеться (!), — отвечает, симпатизирующий бедным чернокожим, Зиновий Юрьевич, — назовите просто: молодежный танец!
Я не стал спорить со старшим товарищем — хоть горшком назови, только в печку не ставь! Так и появился у меня, как и у многих других, свой «молодежный» танец…
Перестраховочные тенденции главы редакции были не чужды и его подчиненным. Как-то заместитель Бинкина придрался ко мне.
— Ты уверен, что в слове «контрабас» после «эр» — «а», а не «о»? — спросил он меня с тревогой.
Я, уже имея некоторый опыт, ответил вопросом на вопрос: — Вы боитесь антисоветской контры, наверное?
Заместитель, не поверив мне, побежал за советом к литературному редактору, но там его успокоили: контра контре рознь, и написано мною правильно. Вот ведь до какого маразма дело, порой, доходило!
Вот как боялась хамская власть всякой, даже музыкальной, контры…
